Едва закончилась официальная часть церемонии, генерал Куропаткин куда-то исчез (наверное, отправился хлопотать по хозяйству), а наследник-цесаревич представил мне своих спутников. Полковник главного штаба Агапеев Александр Петрович показался мне серьезным и грамотным офицером, но при этом он был, можно сказать, вполне обыкновенным, таким как и многие способные офицеры, которые, может, станут новыми Скобелевыми, Суворовыми и Кутузовыми, а может, и не станут. За время своей полувековой службы я видел множество офицеров, и господин Агапеев почти ничем не выбивался из их общей массы.
В противоположность господину Агапееву, полковник морской пехоты (не капитан первого ранга, а именно полковник) Новиков Александр Владимирович был необыкновенен во всем. Начинать перечисление этого необычного можно было с несуществующего в русской армии земноводного рода войск, а заканчивать манерами, выдающими в нем человека неместного, плохо знакомого с реалиями Российской империи, и в то же время действительно по-настоящему русского и православного. И еще мне показалось, что смотрел он на нас как-то сверху вниз – не свысока, без чувства собственного превосходства, а именно сверху, как взрослый на несмышленых детей, будто ему понятны не только наши явные желания, но и скрытые от всех тайные побуждения.
При этом Великого Князя эти странности не пугали и не настораживали, Его Императорское Высочество Михаил Александрович выглядел так, будто был посвящен в самую великую и ужасную тайну века, и посвящен, так сказать, счастливо. А господин Куропаткин тоже посвящен, но, с позволения сказать, несчастливо. И тайна эта каким-то образом касалась господина Новикова, потому что наследник-цесаревич гордился своим с ним знакомством, а Куропаткин шарахался от него как черт от ладана.
По некоторым оговоркам Его Императорского Высочества и господина Агапеева я понял, что господин Новиков имел непосредственное отношение к той таинственной истории с утоплением японского флота, а также захватом вражеской морской базы на островах Эллиота. Во время того дела рота этой самой морской пехоты, подчиненная господину Новикову, атаковала вражеский гарнизон численностью до батальона и вырезала его, как волки вырезают отару овец, не понеся никаких потерь.
Как человек, немало поживший и еще больше повоевавший, я могу сказать, что у меня сложилось такое впечатление, что этот человек способен учинить нечто подобное. Свирепый, хитрый, ловкий и очень умный, он был смертельно опасным врагом для тех, кому не посчастливилось оказаться на противной стороне, и верным и надежным товарищем для всех русских воинов, сражающихся с напавшими на наше Отечество японскими макаками. России верен аки цепной пес, если будет надо – зубами врага рвать станет. Но все равно, как это ни странно, было в полковнике Новикове нечто такое, что заставляло думать о его нездешнем происхождении. Но, впрочем, к нынешнему делу это никакого отношения не имеет.
час спустя. Мукден, штаб Маньчжурской армии.
Генерал-адъютант Линевич Николай Петрович.
Времени формальностям было уделено немного. Закончив с представлениями и не дав мне ни на минуту опомниться, наследник-цесаревич усадил нас всех в экипажи и повез в штаб Маньчжурской армии, что расположился во дворце Наместника. Там он сразу взял быка за рога, объясняя мне, как он выразился, диспозицию.
– Значит, так, Николай Петрович, – сказал он, подведя меня к висящей на стене большой карте Маньчжурии, – важнейшее значение для нас сейчас имеет рубеж реки Ялу. Сумеем не пустить японцев в Маньчжурию и сделать так, чтобы они, умывшись на это реке кровью, понесли невосполнимые потери – значит, будем в дамках. Не сумеем – даже при нашем господстве на море начнется затяжной геморрой, который еще неизвестно как кончится. Господа англичане в случае задержки помогут, и привезут японские подкрепления на своих пароходах и прикроют их своими крейсерами, а начинать войну с Вадычицей морей нам сейчас совершенно не с руки, да и сделать это можно только по распоряжению из Петербурга.
Немного помолчав, Великий Князь вдруг решительно произнес:
– Так что вы уж не обессудьте, пока вас еще не было, я в соответствии со своими правами временного командующего и при полной поддержке адмирала Алексеева двинул к Ялу в дополнение ко 2-му сибирскому корпусу генерала Засулича, 1-й Сибирский корпус генерала Штакельберга. Одновременно я приказал расположить корпуса генералов Зарубаева, Случевского и Бильдеринга таким образом, чтобы перекрыть все возможные места высадки вражеского десанта. На самом деле таких мест очень немного, а армия, только что высадившаяся на берег, очень уязвима против внезапной контратаки противника. Наш резерв во время сражения составят 1-й армейский корпус, прибывающий сейчас из Петербурга и 5-й Сибирский корпус, формирующийся из частей Приамурского военного округа…
Я посмотрел на карту, подумал и согласился, выговорив себе только то условие, что я непременно должен буду побывать на каждом из обозначенных рубежей, чтобы увидеть и оценить все своими глазами. На этом мы расстались; я остался в штабе, а Наследник-цесаревич со товарищи засобирался ехать дальше на Ялу, приводить в чувство генерала Засулича, который при Куропаткине впал в неуместное благодушие и расслабленность.
12 апреля 1904 года, полдень. деревня Тензы, в окрестностях Тюречена на реке Ялу, штаб Восточного отряда.
Вдали, на Фынхуанченской дороге, поднялась столбом пыль – это свидетельствовало о том, что в направлении деревни Тензы на рысях приближается крупный кавалерийский отряд. Командующий Восточным отрядом генерал-лейтенант Засулич, как раз собравшийся отобедать на свежем воздухе под натянутым тентом в окружении адъютантов (а также прочих блюдолизов и подхалимов), еще не догадывался, что это, пришпоривая коней, торопится злобный, как дьявол, и неотвратимый, как Немезида, Великий Князь Михаил Александрович. И спешит он как раз по душу генерала Засулича. А то что же это такое – японская армия вот-вот начнет штурм пограничного рубежа, а командующий Восточным отрядом обеды обедает и лясы точит. Тут кто угодно взбесится и кинется разбираться, кто тут самый главный враг народа и верховный предатель. А Засулич-то и
