— Я тоже отдохну!
— Неужто устал?
— Устал!
— Серёжа, от чего ты устал? Только валяешься на шконке какие сутки, ходишь в кают-компанию подкрепиться, да опорожниться — в гальюн! — с укором заметил Зимин. Сергею было ясно, что вынужденное соседство с нудным особистом ему было в тягость.
— Устал? — Сергей вздохнул. Если быть честным, он устал от самой службы. Он давно поверил, что жизнь вошла в нормальную колею, и его работа на «контору» осталась в далёком прошлом. А тут эти новые переживания, этот бесконечный стресс! … Но, когда он жил жизнью простого обывателя, прозябая в любимой старой квартирке, тогда он чувствовал усталость от той обыденности, ему снилась работа, вспоминались яркие моменты молодости, отданной всецело «конторе».
Сергей подтолкнул подушку под локоть, пояснил стоявшим в дверях кубрика Зимину и Егорову:
— Я устал от вашей никчёмной болтовни! Голова пухнет. Бу-бу-бу! Бу-бу-бу! Сутки напролёт!
— Сергей, вам противопоказано долго находиться в замкнутом пространстве, — сказал Егоров. — В вас быстро накапливается раздражительность, и вы готовы её выплеснуть на окружающих членов коллектива!
— Понял, Серёга?! — Зимин радостно просиял. — Космонавтом тебе не быть, на международную орбитальную станцию путь тебе заказан!
Сергей усмехнулся — балабол.
— Я и в подводники не стремился… И в тюрьму не хотел!
— Что он про тюрьму? — не понимая, о чём речь, спросил Зимина особист — особенности операции Сергея в Штатах ему не были известны. Он только знал про Василия, что его вытащили из заключения — об эпопее Василия знали, наверное, все люди на планете, где вещали российские и западные СМИ.
Зимин, тесня особиста плечом, и закрывая дверь кубрика Сергея, махнул рукой:
— А-а! Ну его!
— Опять компетенция?
— Ладно, Фёдор Борисович, не кипятись! Кстати, может, чайку организуем? У нас там в термосе ещё остался!
Скоро говор Зимина и особиста уже послышался за стеной — усаживались в своём кубрике.
Василий, повернувшись от стены, спросил:
— Как вы так можете жить?
— Ты о чём? — спросил Сергей, лёжа на спине и глядя в изнанку верхнего ложа.
— Вы — разведчик! Это для вас нормальное состояние!
Сергей усмехнулся.
— Сейчас, Василий, как раз состояние не нормальное. Мы бежим. А когда всё нормально — живёшь жизнью другого человека, и всё у тебя получается хорошо. Это, как актёр на театральной сцене.
— Как в кино? — Василий хмыкнул.
— Нет. В кино множество дублей. Не получилось сразу, сделаешь ещё и ещё раз, пока не выйдет то, что нужно. Жизнь разведчика — это театр в чистом виде. Ты подготовился, выучил пьесу, но случаются накладки, и тогда начинается импровизация, и переиграть нет возможности — зрители во все глаза следят за твоей игрой, а критики только и ждут, чтобы ты ошибся, и тогда тебя сотрут в порошок!
— Вы любите свою работу, — отозвался Василий, вздохнул тяжко и протяжно.
— А ты? Любил свою работу?
— Я? Я в бизнес пошёл в «лихие девяностые». Уволился из армии — тогда Союз только развалился, новые государства растащили и приватизировали «несокрушимую и легендарную, в боях познавшую радость побед». Тогда остаться офицером значило обречь себя и семью на голод и унижения. Но связи в военной среде у меня остались. Быстро вышел на покупателей оружия — по всему миру кипели локальные конфликты, и мощные арсеналы Советской армии оказались золотой кладовой. Не знаю, как в России, а в Молдавии и на Украине расхищение складов военного имущества шло в открытую — всё списывалось, а в особых случаях разворовывалось открыто, а пустые склады сжигались, мол, всё уничтожил пожар. Танки и самолёты вывозились за границу под видом металлолома.
— Выходит, Би-би-си и Си-Эн-Эн не сильно лгали, когда именовали тебя оружейным бароном? А наши СМИ утверждали, что ты торговал беспилотными аппаратами, –
Сергей хмыкнул. Каждая сторона в этом «конфликте» вокруг Василия, вела свою информационную войну. Вот тебе демократия и свобода слова. Или, свобода слова — это свобода лгать направо и налево?
— Наши СМИ правильно вещали. Моя последняя сделка была с беспилотниками, хотел продать одним мутным ребятам из Тринидада, а меня церэушники окрутили и в кутузку!
— Ты бы не мутным продавал, тебя бы и не прихватили!
— Мутные платят больше, — Василий помолчал, снова заворочался на своей лежанке, опять повернулся к стене, стал скрести ногтем ламинированную обшивку. — Да и те беспилотники, то был только повод. Дело тут совсем в другом…
Раздался громкий, неожиданный звуковой зуммер. Сергей и Василий от неожиданности вскочили со своих мест. Неужели тревога или, не дай бог, атака противника?
По коридору побежали бойцы.
Сергей дёрнулся к дверце кубрика.
Громкий голос из динамика оповестил:
— Внимание, экипажу! Пожар в отсеках! Учебная тревога! Всем расчётам выполнять боевое расписание!
Сергей остановился у двери. Люди всё бежали куда-то. Он повернулся к бледному Василию — испугался торговец беспилотниками, подмигнул ободряюще, зачем-то пояснил, хотя Василий и так всё слышал сам:
— Учебная тревога. Пожар!
Василий со вздохом плюхнулся обратно на подушку.
— А представьте, Сергей…
— Что ты выкаешь? Сколько говорил — хватит церемоний.
— Я когда вы говорю, когда ты.
— Вот, говори мне ты. Всегда говори ты! О чём ты хотел сказать? Что я должен представить?
— Представь, как здесь страшно, когда реальный бой! — сказал Василий.
Сергею такое представлять не хотелось.
— Здесь и так страшно.
— Что, правда, не любишь закрытых пространств?
— Раньше мне было всё равно, — Сергей вернулся на свою лежанку. — Это меня тюрьма надломила. Клетки те. Лязг запоров. Крики гортанные охраны… Не страшно — это я не правильно выразился, а не по себе. Сидишь в этом лабиринте труб и проводов, и ничего от тебя не зависит.
— Бывает, ты на открытом пространстве, а зависит от тебя меньше в сотню раз, чем сейчас от нас в этом кубрике.
— Говорю — тюрьма всё это, будь она неладна! Американская зона. Я в свою-то не собирался попадать, а угораздило на чужую зону загреметь!
