— Базы не действующие, — сообщил Хоттабыч.
— Это хорошо, — облегченно засмеялся я. — Давай отстрелим на всякий случай дроидов и полетим сбрасывать спутники.
Через три минуты мы отстрелили первого дроида. Если бы базы были действующими, они приняли бы дроидов за камни, если, конечно, те не будут пользоваться своими движками. Система маскировки у них будь здоров, сам делал. Так что с виду они похожи на мелкие астероиды с голову ребенка. Именно поэтому нужно проводить точный выстрел, чтобы дроиды не пролетели мимо базы, и им не пришлось в полете пользоваться двигателями.
Перед тем как отстрелить третий дроид, пришлось брать далеко в сторону, пока из-за планеты не показался краешек третьей базы. Потом я с помощью Хоттабыча вычислил маршрут каждого и удовлетворенно улыбнулся — если не подует ветер и не снесет их течением (шутка), каждый попадет на одну из баз.
Подождав минут десять (дроидам все равно лететь часов по десять, а третьему так вообще часов шестнадцать до дальней базы), я снялся с места и, набирая скорость, полетел к планете, без особой опаски поглядывая в сторону баз. Но чем ближе я подлетал, взяв примерно посередине между двух баз (паранойя разыгралась), тем увереннее был — за отметку открытия огня я давным-давно пролетел, так что теперь можно не сомневаться: базы мертвы. Ни один Искин не подпустит к охраняемому объекту противника так близко, ракеты-то ладно, их еще можно вытерпеть.
— Уф, а я уж боялся, — облегченно рассмеялся я, притормаживая на дальней орбите.
Ближе можно было не подходить, аппаратура теперь могла даже поверхность сканировать. Да и спутники сбрасывать — идеальная орбита. За полчаса я успел провести съемку, а Хоттабыч избавился от всех шести наличных спутников. В пространстве они стабилизировались сами, после того как встанут на запрограммированную орбиту.
В это время корвет вдруг содрогнулся, и Хоттабыч испуганно завопил:
— Нас держит неизвестное излучение!
На экран пилотского визора мгновенно подались параметры излучения, и я, не веря себе, пробормотал:
— Это же транспортный луч…
Вдруг нас со всей силы запустили в сторону планеты, отчего корвет затрясло, когда мы на большой скорости врезались в атмосферу.
— Твою мать! — заорал я, врубая маневровые движки, чтобы погасить скорость и совершить более или менее нормальную посадку.
Почти сразу, прогрохотав по броне, отлетел один из передних маневровых движков. Корвет начал рассыпаться.
Все случилось настолько неожиданно, что можно было и растеряться, но я попадал и не в такие передряги, поэтому работал быстро и отчаянно, пытаясь управлять разваливающимся на лету корабликом, но, похоже, корпус был поврежден еще при захвате транспортным лучом. У меня не было сомнения в том, что шел он с одной из баз.
Как бы то ни было, чувствуя, как содрогается «Волька», как накаляется корпус и как от него отлетают разные детали обшивки, я понял, что шансов у нас нет, но я не знал, что это еще не все.
— Ракетная атака с поверхности.
Я просто ничего не успел сделать, только опустил вниз руку и дернул рычаг. Рубка, которая раньше была рубкой бота, отстрелилась специальными пиропатронами из корпуса корвета и, пролетев по инерции буквально километр, выпустила посадочные парашюты. И это все под попадания ракеты в «Вольку», но, к моему удивлению, корвет не развалился. Догадка пронзила меня, когда умерла электроника рубки и на экране «Призрака» появилась надпись, что мы подвержены ЭМ-воздействию, благополучно локализованному скафом. Оказалось, нас обстреляли ЭМ-ракетами, уничтожившими всю электронику. Не нашей защите тягаться с ракетами Древних. Вон, даже нам досталось. Хотя мы были в километре от места попадания. Ладно хоть скаф не пострадал, он был рассчитан и не на такие перегрузки.
Корвет продолжил падать, выбрасывая в атмосферу выгоравшие детали корпуса, а мы тихонечко-легонечко спускались на трех огромных парашютах на поверхность планеты. Экраны были мертвы, поэтому я не знал, что происходит снаружи.
Отдышавшись и дождавшись, когда симбиот очистит организм от боевых коктейлей, которыми меня наширял «Призрак», я решил осмотреться, где оказался. В рубке были небольшие окошечки, поэтому, отстегнувшись и привстав, я посмотрел, где мы.
— Твою мать! Пустыня!
Вернувшись на место и снова пристегнувшись, я попил немного сока из трубочки и попытался связаться с Батей, но аппаратура «Призрака», похоже, банально не дотягивала до ретранслятора, хотя глушения эфира не было и дальность небольшая. Странно. Мысленно протестировав блоки связи «Призрака», я поморщился. Все-таки электромагнитное воздействие сказалось. Собранные мной лично блоки были не так защищены, как сам бронескаф, и приказали долго жить. Теперь понятно, почему нет связи, хотя я должен был достать до ретранслятора. Ничего, выживу — починю.
Спускались мы еще полторы минуты. Пока, наконец, не приземлились. Пережив жесткое касание и встряску, я секунд десять подождал, прислушиваясь и ожидая других неприятностей вроде оползня. Но капсула стояла ровно. Отстегнувшись, я подошел к двери и попробовал ее открыть, но дверь заклинило. Дернув ручку с использованием мускульного усиления скафа, я просто выдрал дверцу со своего места, аккуратно поставил ее рядом с изувеченным дверным проемом и осторожно выглянул наружу, выпустив дроидов-разведчиков.
Снаружи было пекло, датчики скафа показывали семьдесят пять градусов по шкале Рютера или сорок семь по Цельсию. Утро, температура еще до крайней отметки не поднялась.
Встав на порог, я спрыгнул с двухметровой высоты на жесткую поверхность пустыни и с интересом осмотрелся, поглядывая на боковой экран, куда проецировались изображения с дроидов. Они разлетелись в разные стороны, а один вообще поднялся на двести метров, зависнув над местом нашей посадки. Вокруг была пустыня, и ни одного оазиса вблизи.
Честно говоря, я хоть и попал в небольшую неприятность, но задницей ее не назовешь. Выбраться с моими возможностями нетрудно. Тут стоит главный вопрос, с какими потерями и приобретениями я это сделаю?
Присев, я
