Через четверть часа я была в другом номере, честно говоря, ожидая вызова в органы по поводу своих рассуждений. Больше всего беспокоилась за тех, кто вместе со мной легко рассуждал на любые опасные темы. Конечно, середина шестидесятых – это не тридцать седьмой год, но все же.
Не знаю, поселили ли в том номере иностранца или это просто была попытка выселить меня саму подальше от чужих ушей, но урок я получила хороший – не все, что выходит окнами на Русский музей или Невский проспект, в действительности столь заманчиво.
Со зверьем оказалось еще сложнее, чем с администрацией гостиницы или подслушивающими органами. Стоило подойти к клетке со львом, как плакать пришлось не от жалости к угнетенному животному, а от… вони. Лев умудрился прямо у нас на виду навалить огромную вонючую кучу, тем самым откровенно продемонстрировав, насколько ему нас… ть на какую-то там народную артистку СССР.
Этот фильм стал последней каплей, на сей раз данное слово близко не подходить к киностудии я выполнила.
Нет, я еще озвучивала фрекен Бокк в «Карлсон возвращается». Очаровательная работа с Ливановым, чьим голосом говорил Карлсон. Домомучительница – это по мне, это мое. А уж соседство у микрофона с Ливановым и вовсе счастье. Мальчишка, лет тридцать – тридцать пять, не больше, но какое чувство роли! Зову Василием Борисовичем для солидности, а самой так и хочется сказать: «Мальчик мой…»
Я всех, кого люблю, зову мальчиками – от Станиславского до… своего обожаемого верного пса. И точно знаю, что Константин Сергеевич не обиделся бы, загляни он хоть разок в глаза моей собаке.
Просто, кроме актерского таланта, поэтического дара, вокального, художественного, математического, наконец, бывает еще талант дружить, быть верным и преданным. Очень редкий талант, между прочим. Вот мой Мальчик обладает им в полной мере, даже в большей, чем я. Он верный, прекрасно умеет дружить и хороший человек, несмотря на то, что собака.
Я знала много хороших людей, умеющих дружить, но, к сожалению, пережила их всех. Вот у Ливанова глаза человека, дружить умеющего. У него даже откровенный бездельник Карлсон получался таким, что хотелось полетать над крышами.
В таком кино я бы с удовольствием поучаствовала еще, но… больше не приглашали.
Хуже кино только телевидение.
Как все-таки у нас заболтали некоторые слова.
«Телевидение несет культуру в массы, преследуя благородную цель просвещения».
Когда я слышу о том, что искусство преследует благородные цели, очень хочется сказать:
– Оставьте уже благородные цели в покое, сколько можно их преследовать?! Загоняли совсем.
Остается только пожалеть культуру, массы и цели, причем неизвестно, что больше.
Спрашивала у Глеба, как писать мемуары. Он сказал:
– Пишите, что хотите, просто записывайте мысли и воспоминания, потом обработаем.
Может, так и надо, просто писать?..
Я много с кем была знакома и знакома сейчас, много с кем служила вместе, даже дружила, воевала или просто встречалась.
Но мне хотелось бы не этого. Что толку от того, что я перечислю всех актеров Камерного или Театра Моссовета? Подробно опишу каждую стычку с Завадским? Расскажу, как познакомилась с Алисой Коонен или Таировым? Или об Орловой и Александрове?
Интересно, конечно, но это могут рассказать и другие.
Я уже пыталась, даже записывала, рассказывала о своей жизни. И сейчас рассказываю.
Но ведь для меня самой интересней не это.
Мне важней донести до следующих за мной мысли о театре, о том, как жить ролью, донести то, что я сама узнала от Павлы Леонтьевны Вульф, что увидела у тех, кто царил на сцене до изобретения кино, о ком остались только воспоминания и фотографии.
Даже если великие написали о себе сами, если они постарались рассказать о том, каким должен быть театр, может, и моя малая толика помогла бы нынешним и будущим актерам?
Но я сама училась только у Павлы Леонтьевны и на собственном опыте, я не имею права писать актерские наставления.
Зато имею право высказать собственные мысли по этому поводу.
Роли
Я умру недооцененной, недоигравшей.
Однажды услышала, как дама прошептала своему спутнику:
– Как не стыдно так говорить Раневской, у которой есть все, даже любовь власти и зрителей.
Подмечено точно: любовь власти и зрителей, только я бы переставила: зрителей и власти. Наград и милостей у меня хватает, как и популярности. Только это не то.
Сталинские премии получены за роли, которые я сама считаю пустыми, всенародная популярность пришла после дурацкой фразы о Муле. Даже если бы дорога от театра к моему дому была выстлана красной ковровой дорожкой, а унитаз поставлен золотой, это не то.
Однажды меня в интервью спросили, какие роли я мечтала сыграть, но не сыграла.
– Все.
– Как это «все»?
– В Москве я не сыграла ни одну из ролей, о которых мечтала.
Это не кокетство и не старческий маразм, хотя так полагают многие. Мне ли жаловаться?..
Я не жалуюсь, я сокрушаюсь. Могла, но не сделала…
Почему?
Что причиной тому – время, мой строптивый нрав, слепота режиссеров или все сразу, – не знаю.
Провинциальные театры – кладбище моих ролей, в них я играла много и разнообразно, но время было такое, что это разнообразие пришлось не ко двору, требовались яркие образы передовиков производства и революционных героев.
Конечно, Качалов и в провинции играл гениально, но его не заставляли изображать передовиков производства.
Я сыграла очень много, больше 200 ролей, но кто об этом знает?
Были героини-кокет со свалившимися на несчастного героя-любовника декорациями горы или полинявшей прямо во время спектакля крашенной чернилами лисой (я, как Эллочка-людоедка, выкрасила ставшую грязной белую лису в черный цвет и накинула ее для шика на шею, в результате партнер, увидевший мою грязную шею, лишился дара речи, а публика, быстро сообразив, в чем дело, рыдала от хохота). Были многочисленные гоголевские, чеховские, даже шекспировские героини, сыгранные в самых разных провинциальных спектаклях, но сыгранные малопрофессионально, потому не запомнились ни мне, ни зрителям.
Любимые роли?
Можно по порядку…
Дунька в «Любови Яровой».
Марго в пьесе Алексея Толстого «Чудеса в решете». Марго – девица легкого поведения, старательно изображающая аристократку и ведущая в ресторане светскую беседу, соответственно своим представлениям об аристократизме.
– У моих родственников на Охте свои куры. Да-да! Так, представляете, они жалуются, что у кур чахотка.
Она слышала что-то об аристократической болезни чахотке, но понятия не имеет, кто ею болеет. Не сами же аристократы, пусть лучше их куры.
Один романс «Разорватое сердце», специально написанный для этой роли, чего стоит.
Конечно, Зинка из «Патетической сонаты» в Камерном театре. Пусть спектакль шел совсем недолго, но
