Зрители навострились приходить к сцене ареста Маньки-спекулянтки, вернее, ее допроса в ЧК, Завадский перенес эту сцену чуть не в начало спектакля и распорядился закрывать двери. Потом заменил меня другой актрисой. Она играла хорошо, но повторять мои находки было нелепо, а зрители-то ждали «Шо грыте?» и «Не-е, я барышня…». Эти две фразы звучали по всей Москве, и отделаться от них Завадскому не удавалось.
И тогда он просто выбросил эту роль из спектакля.
– Что великого сделал Завадский в искусстве? Выгнал меня из «Шторма».
В ответ на «Шторм» перестали ходить вообще. Без Маньки-спекулянтки «Шторм» просуществовал недолго. Оказывается, и революции не живут без спекулянток.
Завадскому моя спекулянтская популярность надоела, он осторожно намекнул, что не удерживает меня в театре. Вообще, можно бы и на пенсию…
Да, можно, только что там делать? Я не способна жить вне театра и уйду только тогда, когда не смогу играть совсем, не смогу вспомнить слова ролей. А пока могу, хоть швабру в углу сцены, но играть буду. И горе тому, кто не позволит мне придумать слова этому реквизиту, сама сочиню монолог несчастной швабры!
Но после Анны Сомовой играть у Завадского было нечего…
Я решила вернуться в Камерный. В нем уже давно не было Ванина, изгнавшего Таирова и испоганившего театр как внешне, так и по сути. Снаружи таировское здание по сравнению с бывшим напоминало ощипанную курицу, присевшую на задницу, чтобы не пугать окружающих отсутствием хвоста и голой задницей. О репертуаре, который был при Ванине, и говорить нечего, один только спектакль о молодости Сталина чего стоил! Можно возразить, что и мы играли «Шторм», но в нем хотя бы были роли вроде Маньки. А когда такие спектакли ставятся во главу угла и составляют основу репертуара, становится жаль актеров, в них задействованных.
Во главе театра успел побывать и «Чапаев всея Руси» Бабочкин, теперь им управлял Иосиф Михайлович Туманов.
Но в Театре имени Пушкина было не легче, сначала все хорошо, Иосиф Михайлович Туманов, главреж бывшего Камерного, предложил сразу Достоевского – Антонину Васильевну в «Игроке». Это было смело – ставить Достоевского тогда еще не рисковали…
У меня язык не поворачивался называть театр его новым именем – Московским драматическим, язык сам произносил «Камерный». До тех пор, пока не вошла внутрь. Они правы, что переименовали. Может, Ванин и талантливый режиссер, я не видела ни одного его спектакля, но мерзавец он тоже талантливый. Взять изумительный театр Таирова и так изгадить! Любить новое здание и новый зал может только тот, кто никогда не видел прежнего. От театра Таирова и Коонен не осталось ни-че-го!
Меня предупреждали, я не верила, казалось, сами стены таировского театра должны помочь. Но на стенах, если те местами и сохранились, было наляпано такое, от чего хотелось выскочить, зажав голову руками. Оставалось пытаться не замечать.
Сыграла трех бабушек – Антонину Васильевну в «Игроке», бабушку в «Деревьях умирают стоя» Касона и Прасковью Алексеевну в «Мракобесах» Толстого.
Тем, кто забыл, кто такая Антонина Васильевна из «Игрока», напоминаю – властная, богатая старуха в инвалидном кресле. Мерзавцы-наследники только и ждут ее смерти, чтобы растащить, профинтить, просрать ее деньги. Ни один не желает сделать ничего дома для Отечества, всех манит Европа, вернее, европейская рулетка.
И тогда Антонина Васильевна решает проиграть состояние сама, оставив наследников с носом.
Эта бабушка россиянам понятна, Достоевского как-никак читали, а если нет, то имя слышали и делали вид, что читали.
Интересна вторая бабушка – в пьесе Касона «Деревья умирают стоя».
Удивительное произведение, мне кажется, что даже испанский колорит в нем не главное, хотя старалась его не потерять.
Вот уж эту пьесу наверняка знают немногие из тех, кто не видел сам спектакль. У главной героини много лет назад при кораблекрушении погиб внук, но она не верит в гибель, чувствуя, что внук, уже взрослый молодой человек, жив. Помогает этой вере супруг героини, который много лет пишет письма от имени внука. Но наступает момент, когда героиня уже слишком стара, чтобы ждать и ждать, она умоляет внука приехать, чтобы попрощаться. Супруг вынужден пойти навстречу и дать телеграмму о скором приезде внука с его невестой.
Кандидатуру на роль внука супруг подыскивает в местном театральном обществе, которое своей игрой старается помочь людям в трудной ситуации. Нужно всего-навсего на пару дней стать внуком. Актер берется за эту роль.
Актер, возможно, и не слишком похож на того мальчика, которого бабушка обожала, но он чист душой. Внук… да еще и с невестой!.. Бабушка вся распахнута им навстречу, готова отдать все, ей не жаль никаких денег, главное – сердце. К чести лжевнука и его невесты, они не гонятся за деньгами, им ничего от бабушки не нужно, кроме ее всеобъемлющей любви.
Конечно (разве могло быть иначе), именно тогда появляется настоящий внук. Вот ему от бабушки нужны только деньги, как можно скорее и как можно больше. Открыв глаза на обманщиков, внук ожидает прибавки за разоблачение, но не получает ничего. Героиня выпроваживает его спокойно, так, словно не ждала появления столько лет.
Но еще предстоит прощание с лжевнуком. Каково теперь старой женщине, распахнувшей душу навстречу молодым людям? Неужели и они будут просить денег?
Нет, не просят, просто прощаются, делая вид, что нужно уезжать, в действительности потому, что пора как-то заканчивать игру. И бабушка не подает вида, что знает об обмане, ни словом, ни жестом, ни взглядом не выдает бушующие чувства. Только после их ухода остается стоять у рояля, потому что не в силах сделать малейшее движение. Она словно умирает стоя.
Великолепно, невыносимо великолепно играла эту роль Верико Анджапаридзе. Я видела ее в отрывках из спектакля, кажется, в Доме актера, и была потрясена. После этого принимать аплодисменты за свою игру казалось стыдным.
Мы с Верико часто играли одни и те же роли, конечно, не в Москве, она у себя дома и часто по-грузински, но советуемся по поводу ролей часто. Она восхитительная, гениальная, недаром Немирович-Данченко, увидев Верико в какой-то роли, кажется Маргарите, сказал:
– Наконец-то на старости лет я тебя увидел. Таким актрисам я бы при жизни ставил памятник.
А Охлопков, бестолочь этакая, ей ролей не давал! Она уехала в Тбилиси и там стала примой навсегда!
А дочь у них с Мишей Чиаурели какая!.. Софико играет не хуже матери, она умница и очень талантлива.
В 1960 году в Московский театр имени Пушкина пришел главным режиссером Борис Равенских. Но в его спектаклях я не сыграла ни одной роли. А ведь Равенских ставил очень интересно.
Почему? Почему так получилось? Почему, еще будучи режиссером
