Эфросу за такой подарок – на старости лет сыграть роль Люси. Пусть американцы ничего не поняли в пьесе, у них даже фильм провалился, пусть. На то они и американцы, у них в чести глицериновые слезы.

А мы будем рыдать настоящими. И на сцене, и в зале! Будем рыдать, чтобы, посмотрев сегодня спектакль, кто-то лишний раз позвонил своим родителям в Вездесранск или отправил им посылочку от московских щедрот. А уж чтобы отправить самих родителей в приют, сердце не повернулось.

Пусть рвутся наши сердца, чтобы другие стали хоть чуть лучше и чище.

Вот ради чего стоит выходить на сцену, но не играть, а проживать жизни.

К сожалению, такие спектакли вообще редки, а теперь становятся крайне редкими…

В чести все больше развлекательные, те, в которых можно показать актерское мастерство, где не обязательно лить настоящие слезы и рвать душу. Мельчает театр, мельчают люди.

Настырный Юрский

Этого я нашла сама.

Нет, Сергей Юрьевич пришел к нам в театр без моей помощи, просто им с Товстоноговым стало в одном театре в Ленинграде тесно, Товстоногов намекнул, как когда-то мне Завадский, что возражать против ухода Юрского не станет. А может, и вообще сказал открыто, я не знаю, их дела.

Большой драматический в Ленинграде – театр легендарный, там очереди за билетами стоят по ночам. И Юрский там к месту был.

Но что случилось, то случилось, ушел, приехал в Москву.

Хотелось на старости лет сыграть что-то классическое и не на американскую тему, а наше, родное. Причем сыграть добрую роль, я столько переиграла за свою жизнь мерзавок самых разных мастей, что тошнит.

Лучше всего все-таки Чехов и Островский. Но у Чехова ничего для моего возраста нет, значит, Островский.

Выбрала «Правда – хорошо, а счастье лучше». Прочитала раз, другой, третий, сделала пометки. Поняла, что хочу играть няньку Филицату – бескорыстную, добрую, готовую пострадать, чтобы только устроить счастье своей воспитанницы Поликсены, которую пестовала с рождения.

Стала приглядываться к тем, кто мог поставить пьесу.

Завадского уже нет, хотя он вряд ли стал бы заниматься таким делом. Звать кого-то чужого? Но я уже стара, мне будет трудно работать с совсем чужим человеком.

И вдруг Юрский. Играет рядом, знаю, что в Ленинграде спектакли ставил, а если бы и не ставил, у него характер режиссерский.

– Сергей Юрьевич, перечитайте пьесу…

Перечитал, понравилось.

А у меня сердце рухнуло. Просто понравилась, не загорелся, не пришел в восторг, не стал плясать от радости при мысли, что может поставить пьесу.

– Вы не режиссер, а актер. Вот и играйте то, что вам предложат.

– Я поставлю, если разрешат. А то, что козлом не скачу, так, простите, не мой стиль. Роль Барабошевой ваша.

– Нет.

– Почему, Фаина Георгиевна?

– Хочу Филицату.

– Почему, Фаина Георгиевна?!

– Устала уродов играть, дайте хоть на старости лет доброго человека.

Смеялся, убеждал, что роль Барабошевой выигрышней, легче.

– Мы с вами не сработаемся, зря я это затеяла.

– Почему?

– Вот заладил свое «почему»! Я не себя показать, а играть хочу!

Когда-то Таиров втащил меня на декорации под колосники под ручку, заболтав. Потом стоял внизу и кричал:

– Молодец, Раневская! Хорошо! Правильно! Молодец!

Хотя хвалить было не за что. Но он знал, что могу, знал, что вокруг нужно походить и условия создать, чтобы я раскрылась.

И Эфрос знал.

И Юрский тоже знает. Он думает, я не вижу, сколько нервов ему стою. Все вижу, но если он не потратит свои, то и я свои приберегу.

Тратит, с самого первого дня тратит.

Он удивительный, такого терпения я ни у кого не встречала. Спрашиваю Нину Сухоцкую:

– Ниночка, как ты думаешь, он со мной так, потому что маразматичкой считает? Старой дурой, почти выжившей из ума?

– А ты докажи, что это не так. Фуфа, не кочевряжься, перестань капризничать.

– Я ему Островского предложила, а он его в Шекспира переделывает!

– Не цепляйся к словам, играй, как сама роль видишь.

Репетировали трудно, но все получилось. Юрский настырный, он сумел не сломать меня (все равно не получилось бы!), но повернуть в свою сторону. Мы с ним нашли общий язык и в решении роли и спектакля, спорили, убеждали и переубеждали друг дружку, иногда я дома просто рыдала:

– Нина, я все брошу! Я не начинающая актриса, чтобы мне диктовать, как посмотреть и куда встать!

Но после бессонной ночи приходила к выводу, что Юрский прав. Или наоборот, он приходил к выводу, что не прав.

Я сыграла Филицату. Каких нервов и сил это стоило Юрскому, не знаю, но сыграла. Хоть на старости лет, в последней роли была доброй феей, устраивающей чужое счастье.

А Сергею Юрьевичу после меня уже никто не страшен, он закалку Раневской прошел. Настырный все-таки мужик! Справиться с самой Раневской…

Вера Марецкая, Любовь Орлова и Юрий Завадский

Так, и только так, эта троица для меня неразделима.

Это Театр Моссовета, мои взлеты и падения.

Мы играли вместе на сцене и в кино, боролись за одни и те же роли, казалось, должны бы друг дружку ненавидеть, но вот поди ж ты, дружили.

Я могла сколько угодно придумывать прозвища Завадскому, ругать Веру сволочью или сочинять едкие замечания об Орловой, это не умаляло моего ими восхищения и даже преклонения. Удивительно, но они относились так же.

Если от любви до ненависти и обратно один шаг, то мы только и занимались, что шагали туда-сюда.

Нет, мы могли ссориться, и даже ссориться «навсегда», это вовсе не означало, что мы действительно не любим друг друга.

С кого из них начать, даже не знаю.

Пусть дамы чуть постоят в сторонке, начну все же с Завадского.

Наши с ним отношения – постоянный раздражитель в театре, это когда вместе страшно, врозь скучно. Иногда я действительно не понимала, чего же больше сделал для меня Завадский – хорошего или плохого. Теперь, когда его уже нет, и нет давно, могу сказать: не просто хорошего, он сделал из меня ту Раневскую, которую все знали в последние годы. Без бесконечных пререканий с Завадским, необходимости постоянно искать свое место, свою особенную интонацию в любой роли я бы быстро обросла штампами. Пусть твердят, что у Раневской это невозможно, никто же не знает, что могло бы быть, все исходят из того, что было в действительности.

Попробую по порядку.

С Завадским я была связана даже родственными узами – Ира некоторое время была его супругой. Завадский влюблялся часто, его женой была и Вера Марецкая, которая родила Женьку. Но Юрий Александрович увлекся молоденькой Улановой и Верку с сыном бросил. Как при этом они умудрились остаться друзьями на всю жизнь, не понимаю, но это факт.

Для Завадского Марецкая, что для Александрова Орлова. Хотя потом обе повисли именно на Завадском. А уж когда добавилась и я… Но Завадский выдержал всех! Бывают мужчины, которых даже трем грациям вроде нас с Марецкой и

Вы читаете Смешно до слез
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату