Но вся затея оказалась провальной. Организаторы переворота даже агрессорами были никудышными. Насилие привело лишь к тому, что Москву стали еще больше ненавидеть. Контроль над СМИ удался лишь отчасти. Газета Respublika каждый день публиковала репортажи очевидцев. Телецентр в Каунасе усилил сигнал и передавал ту же картинку, что CNN, BBC и другие зарубежные телекомпании. Те, кто планировал вильнюсскую операцию, полагали, что западные СМИ слишком увлечены войной в Персидском заливе, чтобы отвлекаться на Литву. Они также рассчитывали, что администрация Буша, благодарная Москве за поддержку военной коалиции против Саддама Хусейна, не станет слишком громко возмущаться. В этом была доля правды. Американцы действительно часами “смотрели войну” по CNN. Литовцы с тоской думали, что Запад просто не заметит всех этих событий, которые могут положить конец революционным усилиям реформировать СССР.
“Разумеется, это зависит от того, где вы сидите перед телевизором, но я уверен, что в конечном итоге то, что сейчас происходит в Советском Союзе, окажется важнее для истории, чем война в Персидском заливе, — говорил мне Альгимантас Чекуолис, лидер литовского «Саюдиса». — Вряд ли кто-то сомневается в победе коалиции в Ираке, но кто победит в Советском Союзе? Сколько прольется крови? Эти вопросы важны не только для маленьких балтийских государств и даже не только для Советского Союза. То, что произойдет в этой стране, будет оказывать огромное влияние на судьбу Европы и даже Соединенных Штатов”.
В 4:30 утра мой коллега Майкл Доббс надиктовал мне свой первый репортаж из Вильнюса. Я два часа поспал и отправился на Манежную площадь. Если и будет какая-то демонстрация, подумал я, она состоится у Манежа, большого выставочного зала возле Кремля. И действительно, в это холодное утро здесь собралось несколько сотен человек. У некоторых были с собой радиоприемники, настроенные на BBC и “Свободу”. Главные московские телеканалы и радиостанции не сообщали о событиях в Литве ничего, кроме того что там произошел какой-то “инцидент”, вина за который лежит, конечно, на местном правительстве. Но “Радио Свобода” и BBC исправно зачитывали репортажи западных журналистов, отправленные из Вильнюса в воскресные газеты.
Демонстранты не стеснялись в выражениях. “Горбачев — балтийский Саддам Хусейн!” — было написано на одном плакате. “Долой палача!”
Я увидел Сергея Станкевича — человека с нежным детским лицом, недавно ставшего заместителем председателя Моссовета. Познакомился я с ним во время избирательной кампании, когда он баллотировался в Верховный Совет СССР (в джинсах и футболке). Сейчас Станкевич был в ярости. Он вступил в партию из-за обещаний Горбачева и ночи напролет спорил с друзьями, защищая генсека. “Все, с меня хватит, — сказал он. — Больше никакого Горбачева. Хорошего понемножку”.
На импровизированную трибуну поднялся Юрий Афанасьев и призвал собравшихся пройти маршем к зданию ЦК КПСС на Старой площади. “Убийства в Вильнюсе — дело рук диктатуры реакционных сил — генералов, КГБ, военно-промышленного комплекса, партийного руководства, — сказал он. — А во главе этой пирамиды стоит тот, кто начал перестройку: Михаил Сергеевич Горбачев”.
Мы прошли по проспекту Маркса[138] к цековскому комплексу мрачных и внушительных зданий недалеко от КГБ[139]. Впереди уже стоял милицейский кордон: цепь милиционеров, заграждения и автобусы. Но толпа не желала подчиняться: люди просто обошли заграждения и устремились к входу в ЦК. Один мужчина, прорвавшись сквозь милицию, установил у дверей здания двухметровый крест. Какое-то время люди выкрикивали лозунги, обращаясь к окнам ЦК и к случайным сотрудникам, шедшим на службу. Наконец, милиционеры перегруппировались и оттеснили демонстрантов от здания. Дело могло бы закончиться кровопролитием, но тут вмешались Станкевич и другие лидеры “Демократической России”, предложившие “пока разойтись по домам и все обдумать”.
Провалившийся литовский переворот стал последней каплей для интеллигентов среднего возраста, которые еще верили в возможность реформировать партию. Поколение Горбачева, поколение “Московских новостей” лишилось мечты, которую многие лелеяли еще с послевоенного времени, с XX съезда. Если молодежь из “Независимой газеты” трактовала литовские события как логичное продолжение курса последних месяцев, то авторам и редакторам “Московских новостей” пришлось пройти через идеологическую перестройку. После кровопролития в Вильнюсе они утратили веру в Горбачеву. Лен Карпинский, Егор Яковлев и многие шестидесятники, в том числе Вячеслав Шостаковский из Высшей партийной школы и Тенгиз Абуладзе, режиссер фильма “Покаяние”, подписали заявление, ставшее редакционной передовицей в “Московских новостях”. В тексте было заявлено, что “сейчас, когда близок последний час режима”, в Литве совершено “преступление”: “После кровавого воскресенья в Вильнюсе много ли осталось от того, что мы так часто слышали от президента в последние годы: «гуманный социализм», «новое мышление» и «общеевропейский дом»? Не осталось почти ничего”.
Эти люди много лет мечтали о социализме с человеческим лицом. Их успокаивала мысль, что путь к нему прокладывает знакомый рулевой — партия. Ведь все они были ее членами! О том, что могут быть и другие партии, они не думали: это было чем-то чужеродным, буржуазным. Их коробила дерзость таких людей, как Борис Ельцин и Витаутас Ландсбергис. Тому же Егору Яковлеву Ельцин был всегда антипатичен: ему не нравилось, как тот нападал на Горбачева, как себя вел. А теперь единственной надеждой людей из “Московских новостей” и всего их поколения остались те, кого Горбачев презрительно называл “так называемыми демократами”.
“Литовская трагедия не должна вызвать в нас чувство отчаяния и полной безысходности. В противостоянии наступлению диктатуры и тоталитаризма наши надежды связаны с руководителями республик, их союзом и взаимодействием”.
В “Независимой газете” о прозрении “Московских новостей” говорили с жалостью и снисходительностью. “На самом деле я никогда не мог понять, почему эти люди решились на свой демарш, только когда в Вильнюс въехали танки, — сказал мне позднее Игорь Захаров. — Вот так же иногда невозможно понять, почему женщина, 20 лет прожившая с ненавистным мужем, после какой-то ерунды вдруг решила встать, хлопнуть дверью и больше не возвращаться”.
Возможно, молодым было и не суждено этого понять. Редакторы “Московских новостей” пережили долгое, мучительное пробуждение от мечтаний и снов. Вскоре после литовских событий Егор Яковлев пригласил Карпинского и еще нескольких друзей к себе на шестидесятилетний юбилей. “Встретились люди, не знавшие, что сказать друг другу, — вспоминал сын Яковлева Владимир, редактор деловой газеты «Коммерсантъ». — Вся их энергия улетучилась, мир больше им не принадлежал. А как вести себя в этом новом мире, они не знали. Обычно папин день рождения был шумным праздником. Но в этот раз все сидели
