Несмотря на все нападки на партийных боссов, мало кто счел бы Невзорова воителем за либеральные реформы. Сам он себя называл монархистом и иногда красовался в военной форме царской армии, которую ему заботливо сшила подруга. Он хвалился своими тесными связями с милицией и особенно с КГБ. “У меня с КГБ хорошие отношения, — говорил он. — Это нормально. Они очень нам помогают. Я эту организацию высоко ценю… Они не коррупционеры, не продают свою честь”. По мере того как контрреволюция поднимала голову — сначала в республиках Прибалтики, а потом во всем Союзе, Невзоров делался телелицом горбачевских пособников, имперских охранителей — армии и КГБ. Семиотики назвали бы его знаком времени.
Однажды, когда я был в Ленинграде, “600 секунд” показывали, как либеральный депутат Ленсовета судорожно зачесывает редкие волосы на лысину. “И вот это — последняя надежда города?!” — гремел за кадром Невзоров. Затем Невзоров и его команда с портативной видеокамерой вломились в здание Движения гражданского сопротивления — одной из радикальных фракций в Ленсовете — с таким видом, будто нашли бункер Гитлера. “Здесь просто свинарник!” — обличал Невзоров. В следующих кадрах, за которые на Западе ему сразу бы впаяли иск за клевету, Невзоров демонстрировал гору пистолетов со словами “трудно представить, сколько оружия у этих людей”. Доказательств, что оружие принадлежит именно владельцам помещения, представлено не было. И — пошел новый сюжет. В других выпусках Невзоров обвинял депутатов Ленсовета в неуплате алиментов, появлении на улице в пьяном виде, сомнительных финансовых махинациях. О Собчаке он сказал: “Его единственная цель — выживание любой ценой. Если бы немцы снова напали на Ленинград, он бы начал учить немецкий, чтобы только оставаться у власти”.
Много лет на советском телевидении царило засилье репортажей об уборке урожая, уроков польского и “Кубанских трактористов”. Возможно, советское телевидение остро нуждалось в Невзорове. Он был воинственным, злобным и отменно грубым. В отсутствие триллеров он ежевечерне щекотал зрителю нервы и снабжал приятной порцией адреналина. А на клевету было легко или было удобно закрывать глаза. Даже Собчак старался не очень на него обижаться. “Невзоров — это журналист-ковбой с Дикого Запада, он всеми силами старается удержаться в седле” — вот худшее, что он говорил о ведущем.
Но то, что раньше было низкопробным развлечением, теперь стало существенным компонентом кремлевской кампании по возвращению к авторитаризму. Иногда казалось, что значение Невзорова в “правом повороте” вырастает чуть не до министерского уровня. Конечно, и “Время” делало что могло, чтобы зализать рану, нанесенную пропаганде литовскими событиями, — рассказывало небылицы о том, как движение за независимость само виновато в случившейся трагедии. Горбачев был уклончив и говорил, что узнал об акции утром, когда его разбудили помощники. Была ли это ложь? Но и неизвестно, что было хуже: если Горбачев говорил правду, значит, он не контролировал армию и КГБ; если он лгал, значит, возглавлял неудавшийся военный переворот в Литве. Позднее я спросил бывшего советника Горбачева по экономике Николая Петракова, действительно ли Горбачев “проспал” вильнюсские события. “Не будьте наивны”, — ответил Петраков.
Кремль и Кравченко понимали, что им нужна новая форма общения с публикой. И тут подвернулся Невзоров. Если “Время” было на советском телевидении Лоуренсом Велком[141], то Невзоров — Айс-Ти, исполнителем хип-хопа. Он не носил мышиные костюмчики, как дикторы “Времени”. Он был крутой. Он лгал, не моргнув глазом. Не поведя бровью. И у него были фантастические рейтинги. Так что первый секретарь Ленинградского обкома, консерватор Борис Гидаспов, сообщил горожанам, что “наш Саша Невзоров” скоро расскажет всем “настоящую правду” о Литве.
На следующий день после вильнюсской стрельбы Невзоров со своей командой погрузились в “ладу”, машину размером с консервную банку, и отправились из Ленинграда в Вильнюс, где быстро отсняли материал для десятиминутного репортажа. Этот фильм Невзоров назвал “Наши”, под “нашими” подразумевались… русские. Идея была в том, что военные защищали “наших” от литовцев — толпы бунтовщиков, или нет — толпы предателей! Правительство Ландсбергиса Невзоров именовал “фашистами”, “объявившими войну” государству. Иными словами, он говорил то же самое, что Горбачев, то же, что “Время”. Но все решала картинка. Под вагнеровское “Золото Рейна” Невзоров с калашниковым на плече вглядывался в отважные и яростные лица солдат, занявших телецентр. Это были защитники веры и святого телесигнала. Они спасут нас от орд неблагодарных литовских профессоров. Те, что, не понимали, что такое империя? И насчет погибших у Невзорова тоже был свой ответ. Эти люди погибли не от солдатских пуль, не под гусеницами танков и не от ударов прикладом по голове. Нет, все они погибли в автокатастрофах или умерли от сердечного приступа.
Забавно было то, что для фильма Невзоров не взял интервью ни у одного литовца. Встретившись с ним в Ленинграде, я спросил, почему. “Ну, я мог бы показать, как люди машут своими любимыми литовскими флагами, но я этого не сделал”, — ответил он. Еще бы! Репортаж был армейским заказом, а продюсерами выступили КГБ и КПСС.
Фильм Невзорова и поддержка, которую он получил в Кремле, ужасали почти так же, как сами события в Вильнюсе. Это был крайне дурной знак. Верховный Совет с подачи Лукьянова распорядился трижды показать “Наших” по главным каналам.
