Нет… не так. Сейчас… Сейчас я вспомню.
Я верил в светлый наш удел, Не уходил от трудных дел, Стыдясь работать плохо… И если…”Наконец Лукьянов сдался. “Нет, забыл, — признался он. — Забыл”.
Со временем Горбачев начал признавать, что слишком долго играл с партией в рискованные игры. Серии интервью, которые давал Горбачев, он использовал для анализа и самоанализа, говоря обо всем подряд, давая волю самолюбию и гордости, упиваясь самокритикой и самообманом: “Что, думаете, я не знал, что удар последует со стороны консервативных кругов партии, объединившихся и в ВПК? Знал и держал их рядом”. Но заговорщики медлили. “Они тоже боялись, что люди за ними не пойдут, и ждали, когда народ начнет проявлять недовольство… Я скажу вам так: если бы [заговорщики] годом или полутора годами раньше выступили так же, как в августе, у них бы все получилось. Об этом стоит помнить…”
Он был прав. Если бы руководство КГБ и ЦК КПСС в 1988 или 1989 годах пожелало избавиться от Горбачева и вернуться к андроповскому режиму — скромным реформам и жесткой дисциплине, — оно имело бы успех. По крайней мере, на некоторое время. Но в 1991-м ему противостоял избранный руководитель России и десятки тысяч человек, ощутивших себя гражданами, имеющими права. Горбачев должен был признать, что недооценил ярость реакционной оппозиции. “Я все-таки не думал, что они пойдут на путч”, — говорил он. “На каком-то этапе я не уловил момента. В политике важны не только направленность, не только этап, но еще и момент. Как для любого сражения, так и тут. <…> …раньше — осенью 90-го… заняться поиском форм сотрудничества, по крайней мере провести круглый стол, встречи… Словом, пойти на объединение демократических сил… <…> Вот это время и было потеряно”.
В начале сентября Горбачев созвал Съезд народных депутатов на очередную сессию, которая оказалась последней. В последний раз Кремль выступил в роли “центра”.
Сама сессия являлась ловким ходом, последней постановкой в политическом театре Михаила Горбачева. Балтийские республики, Молдавия (теперь Молдова) и Грузия уже считали себя независимыми, а главы остальных десяти республик вместе с Горбачевым решили распустить Съезд и заложить основу для нового децентрализованного союза. Горбачев считал, что Москва в этом государстве будет исполнять ключевые функции, выступая координатором в вопросах обороны и внешней политики. Ельцин с этим не соглашался и предлагал оставить союзному президенту только церемониальную функцию, “вроде английской королевы”. Любопытен способ, которым воспользовались Горбачев и его новые союзники, чтобы протащить свои предложения через Съезд — орган, в котором заседали почти исключительно партаппаратчики. Горбачеву было так важно осуществить свой план и избавиться наконец от Съезда, что депутатам и после роспуска было обещано сохранить зарплату и транспортные льготы. Этого оказалось достаточно, чтобы голосование прошло как надо.
26 декабря 1991 года Горбачев вышел из дверей своей подмосковной дачи, сел на заднее сиденье ЗИЛа и поехал в Москву. СССР в одночасье превратился во вчерашний день, а последний генсек — в пенсионера. Решение Украины выйти из переговоров о новом союзе положило конец надеждам Горбачева на президентство. Вместо этого президенты трех суверенных республик, России, Украины и Белоруссии, подписали договор о создании Союза Независимых Государств. Для “центра” здесь не было места. Руководители республик отправили Горбачева на пенсию.
Он ехал в Москву, чтобы провести последние встречи и забрать вещи из своего кабинета перед отъездом на отдых. Российское правительство пообещало ему, что у него будет время спокойно закончить свои дела, прежде чем его кабинет займут. Но когда Горбачев приехал в Кремль, он увидел, что табличка с его фамилией уже снята со стены. На ее месте, металлически посверкивая, висела другая: “Ельцин Б. Н.”. А в кабинете за горбачевским столом восседал сам Борис Николаевич. Горбачева, все последнее время преисполненного жалости к себе, этот мелкий эпизод, бестактный жест в путаной череде тех революционных событий, просто взорвал. Его собственные многолетние оскорбления Ельцина были забыты. “Для меня воздух был отравлен! Они унизили меня!” — жаловался он.
Да, это была месть. В 1987 году Горбачев вытащил Ельцина с больничной койки, заставил приехать на пленум московского горкома партии и выдержать в течение нескольких часов партийное избиение. Следующие недели Ельцина лечили от нервного истощения в больнице кремлевские врачи. Так что когда ему предоставилась возможность унизить Горбачева, он ею воспользовался.
На их последней встрече Горбачев пообещал Ельцину оставаться в стороне от политики. И не уходить в оппозицию. Похоже, что у него не было выбора. “Ельцин держал Горбачева за яйца”, — заметил заместитель горбачевского пресс-секретаря Сергей Григорьев. В распоряжении Ельцина теперь были все архивы КГБ, КПСС и армии. Сотрудники КГБ рассказывали мне, что в дни до и после путча их ведомство пачками отправляло дела в печь, но несколько папок уцелело, и утечка этих документов пошла Горбачеву не на пользу. Например, стало известно,
