Алжирские французы изменили последние строки в припеве, чтобы пробудить такую же готовность к самопожертвованию и у коренных алжирцев: «За Республику готов умереть француз, за Республику готов умереть араб!» Вспоминая о том времени, Мессали Хадж, уроженец Тлесмена, отмечал, что «эти патриотические мелодии затронули глубинные струны души алжирских арабов»[92].
Германия выпустила первые снаряды по Франции, когда крейсеры «Гёбен» и «Бреслау» атаковали прибрежные города Филиппвиль и Бон. В ранний предрассветный час «Бреслау», вывесив британский флаг, обстрелял из своих орудий Бон. Выпущенные им 140 снарядов поразили портовые сооружения, железнодорожную станцию, некоторые из главных улиц города и стоявший в гавани пароход. Погиб один человек по имени Андре Гальон, который стал первым французом, павшим в Первой мировой войне. Через час в прибрежных водах Филиппвиля появился тяжелый крейсер «Гёбен» под российским флагом, который выпустил по городу 20 снарядов, разрушив железнодорожную станцию, казармы и газовый завод и убив 16 человек. Затем оба корабля поспешно отошли от побережья Северной Африки и направились в османские воды, преследуемые британским и французским флотом (как вы уже знаете, впоследствии эти корабли сыграли ключевую роль в вовлечении Османской империи в европейскую войну). Французы не дали для этого нападения никакого повода, поэтому принято считать, что таким образом немцы хотели воспрепятствовать переброске войск из Северной Африки во Францию и подорвать доверие алжирцев к могуществу французов.
Эти атаки вызвали всплеск всеобщего негодования, пробудив у европейцев и коренных алжирцев желание отомстить немцам. Но начало войны совпало со священным месяцем Рамадан, поэтому в полную силу вербовка коренного мусульманского населения началась только ближе к концу августа, когда закончился обязательный пост. Вербовочные отряды, состоявшие из французских и арабских солдат, ходили по городам и деревням Алжира в рыночные дни. Они маршировали по улицам под бой барабанов и пронзительные звуки гайты (духовой инструмент, похожий на кавказскую зурну). Ритмичная музыка и яркие мундиры привлекали толпы любопытных, но офицеров-вербовщиков интересовали в первую очередь безработные и крестьяне. «Когда вокруг собралось достаточно много народа, фельдфебель махнул рукой, и музыка стихла, — вспоминал Мессали Хадж. — Затем вперед вышел сержант-араб и очень красноречиво описал все выгоды службы в армии. Его предложение было крайне заманчивым для молодых людей, особенно для тех, у кого были пустые животы». Многие родители безуспешно пытались удержать своих сыновей от опрометчивого шага, опасаясь, что могут потерять их в войне на чужбине.
Худшие опасения североафриканских родителей сбылись уже через несколько недель. Почти сразу же в начале войны Африканская армия понесла тяжелые потери. Капрал Мустафа Табти, вернувшийся в армию в 1913 году, был в числе первых отправлен сражаться во Францию. Вскоре после событий сентября 1914 года он сочинил стихотворение, в котором запечатлел то, что ему пришлось пережить. Это стихотворение было записано на бумаге алжирским армейским переводчиком, когда Табти лечился в госпитале от полученных ранений, и стало очень популярно среди североафриканских солдат на Западном фронте. Так Табти стал одним из первых поэтов Первой мировой[93].
Полк Алжирских стрелков, где служил Табти, был переправлен из порта Оран в западной части Алжира во французский городок Сет и дальше продолжил свой путь к месту сражений по железной дороге. Табти описывает, с какой бравадой молодые алжирцы предвкушали предстоящую схватку с врагом:
«Мужчины, — говорили мы себе, — забудем страх!Покажем нашу отвагу!В этом — наше счастье!Мы, арабы, сделаны из доблести и пороха!»Североафриканские войска были направлены на Бельгийский фронт, где впервые вступили в бой при Шарлеруа 21 августа. Никто из алжирцев не был готов к столь ожесточенному сражению, которое их ожидало.
Послушайте мою историю, друзья: бой у ШарлеруаСтал для нас страшным днем, братья мои!Нас поливали градом снарядов и проливным дождем пульС дневной до вечерней молитвы…Каждый новый день сражений увеличивал количество жертв с обеих сторон. «Вокруг лежали горы мертвых тел, — вспоминал Табти. — Мусульман хоронили в общих могилах с неверными».
Огнем рвущихся снарядов была объята земля и камни, братья мои!Мы гибли от пуль, свистевших со всех сторон.Не давая нам передышки, они преследовали насШесть дней, братья мои!Они настигали нас стремительным потоком!В Бельгии они не знали жалости к нам, друзья.Прежде чем отступить, французские и североафриканские войска сумели нанести немцам значительные потери. «Мы тоже дали им ожесточенный отпор, — хвалился Табти. — Куда бы вы ни ступили, вы бы наткнулись на могилы, заполненные ими [немцами]». Но воспоминание о гибели тысяч североафриканских соотечественников — «от Орана и Туниса до Марокко и Сахары» — тяжелым грузом лежало на сердце поэта.
Я видел смерть стольких молодых солдат,Что мое сердце разбилось на части.Братья мои! Эти мертвые герои навечноОстались на поле боя.Никто не прочитал над ними слова молитвы!Они остались лежать на съедение диким зверям и стервятникам.В их память я пою эту грустную песнь, братья мои!Даже тем, кто сделан из камня, не сдержать своих слез.Битва при Шарлеруа оказалась бесполезной бойней, выкосившей ряды регулярной французской армии и североафриканских полков. За один только день боевых действий батальоны из 1200 пехотинцев сократились до менее чем 500 человек — потери среди «туркос» составили почти 60 процентов убитыми и ранеными. Выбывшие из строя опытные солдаты заменялись неподготовленными новобранцами, которые под интенсивным обстрелом впадали в панику, тем самым увеличивая процент потерь. Когда французы отступили от Шарлеруа, чтобы перегруппироваться для обороны Парижа, североафриканские части были переброшены на Марну, где они сыграли ключевую роль в сдерживании наступления немецких войск — хотя и на этот раз ценой страшных потерь. В общей сложности только за период с августа по декабрь 1914 года погибло 6500 североафриканских солдат и несколько тысяч получили ранения[94].
Весть об огромных потерях на Западном фронте неизбежно докатилась до Северной Африки. Начали распространяться слухи о том, что североафриканских солдат используют как пушечное мясо, бросая их в самые тяжелые сражения, чтобы сохранить жизнь французских солдат. В сентябре — октябре 1914 года в сельских районах Алжира начали вспыхивать стихийные протесты против вербовки и призыва в армию. Семьи отказывались отдавать своих сыновей на срочную службу, а группы местных жителей стали нападать на отряды вербовщиков, отбивая у них добровольцев, прежде чем те дойдут до казарм.
Эти бунты послужили для французов наглядным предостережением, к чему может привести полномасштабное религиозное восстание, вдохновленное объявленным османами джихадом. Столкнувшись с общенациональными протестами, власти вынуждены были вернуть 1600 солдат из Европы в Алжир, чтобы восстановить порядок. Несколько французских солдат были схвачены и убиты бунтовщиками, прежде чем армия сумела взять
