Правда об этом «двойном подходе» — публичном указе о депортации и секретном приказе об истреблении — всплыла на поверхность в послевоенных свидетельствах правительственных чиновников. Вот показания одного из членов Совета министров Османской империи, данные им в 1918 году: «Мне стали известны несколько любопытных подробностей. Указ о депортации был издан министром внутренних дел [Талаат-пашой] и разослан по провинциям по официальным каналам. После этого Центральный комитет [„Единения и прогресса“] распространил по всем партийным ячейкам свой собственный приказ, в котором предписывалось подготовить банды головорезов и задействовать их для выполнения „второй задачи“ — массовых убийств»[282].
Мехмед Талаат-паша в 1915 годуОдин из членов младотурецкого триумвирата, который фактически управлял Османской империей с 1913 года, сначала в качестве министра внутренних дел, а позже великого визиря. Именно Талаат санкционировал меры, приведшие к геноциду армян.
По всей Анатолии депортация шла по стандартной схеме. По истечении трех-пяти дней после вывешивания уведомлений о переселении отряды жандармов со штыками выгоняли армян из их домов. Мальчиков от 12 лет и мужчин отделяли от женщин и убивали. В небольших деревнях убийства зачастую происходили так, что женщины и дети видели и слышали это, в крупных же городах мужчин уводили в отдаленные места, подальше от глаз свидетелей, особенно иностранцев. После этого армянских женщин и детей под вооруженным конвоем выводили из города. По словам выживших, зачастую эти караваны подвергались массовым грабежам и убийствам, чему охрана нисколько не препятствовала. Всех больных, немощных и стариков, которые не могли выдержать тяжелый пеший переход и отставали от каравана, убивали. Конечным пунктом назначения были выбраны города в пустынях Сирии и Ирака Дейр-эз-Зор (по-турецки Дер Зор) и Мосул, путь к которым лежал через безжизненные пустынные земли.
Организаторы геноцида — Талаат и его советники Мехмед Назим и Бехаэддин Шакир — поставили задачу полностью очистить от армян шесть восточных провинций и добиться того, чтобы в любой части империи армяне составляли не более 10 процентов населения. Таким образом, они никогда не смогли бы претендовать на независимую государственность на османских землях. Однако, чтобы достичь такого соотношения населения, требовалось уничтожить значительную часть османских армян — что и было сделано посредством массовой резни и «маршей смерти» через пустыни[283].
Армяне Эрзурума и Эрзинджана были в числе первых, кто подвергся депортации в мае 1915 года. Через два месяца пешего перехода, преодолев 200 км пути, оставшиеся в живых дошли до города Харпут. Американский консул встретился с депортированными в организованном правительством пересыльном лагере. «Среди них было очень мало мужчин, так как большинство из них были убиты по дороге, — сообщал консул Лесли Дэвис. — Судя по всему, банды курдов специально поджидали караваны армян и убивали мужчин… Почти все женщины были до крайности оборванными, грязными, голодными и больными. Это было вовсе неудивительно, учитывая, что они находились в пути почти два месяца, не имея возможности помыться и сменить одежду, ночуя под открытым небом и голодая». Голодные женщины толпой бросались к охранникам, приносившим им еду, но те отгоняли их ударами дубинок «достаточно сильными для того, чтобы убить их». Отчаявшиеся матери просили американского консула забрать их детей в надежде избавить их от дальнейших ужасов. «Продолжение этого марша позволит избавиться от всех этих людей за сравнительно короткое время, — заметил Дэвис. — В целом все это переселение представляется мне хорошо спланированной, невиданных доселе масштабов акцией по уничтожению народа»[284].
В июне Талаат распространил политику депортации «на всех армян без исключения» во всех восточных вилайетах Анатолии. Города Эрзинджан, Сивас, Кайсери, Адана, Диярбакыр и Алеппо стали перевалочными пунктами для депортированных армян, направлявшихся в Дейр-эз-Зор, Мосул и Урфу. Каждый этап перехода был полон мучений. «Эти дни были наполнены столь неслыханным ужасом, что разум отказывался осознать его в полной мере, — вспоминал Григорис Балакян. — Те из нас, кто до сих пор оставался жив, завидовали тем, кто уже заплатил свою неизбежную дань кровавых страданий и смерти. Мы, выжившие, были живыми мучениками, каждый день по несколько раз умирая и вновь возвращаясь к жизни»[285].
Григорис Балакян твердо решил выжить, чтобы донести правду о страданиях и уничтожении своего народа до будущих поколений. Арестованный в Стамбуле накануне высадки союзных войск на Галлиполийском полуострове, Балакян вместе со 150 другими видными деятелями стамбульской армянской общины был отправлен в город Чанкыры в Центральной Анатолии, к северо-востоку от Анкары. Когда 21 июня Талаат издал указ о всеобщей депортации армян, Балакян за огромную взятку в размере 1500 золотых монет сумел договориться с местными чиновниками о том, что они оставят небольшую группу армян в Чанкыры. Эти деньги позволили епископу и его товарищам получить семимесячную отсрочку, избежав самых страшных месяцев геноцида. Но в феврале 1916 года их группу все же выслали в Дейр-эз-Зор, и Балакяну и его спутникам пришлось пережить на себе весь ужас нападений вооруженных банд, за которыми сельские жители наблюдали с полным равнодушием.
Идя по дорогам, на которых уже встретили свою смерть тысячи армян, Балакян пытался завязать разговор с сопровождавшими караван офицерами. Жандармы охотно отвечали на все вопросы, будучи уверены в том, что «охраняемые» ими армяне обречены на верную смерть. Одним из самых разговорчивых оказался капитан Шукри, который, по его собственному признанию, руководил убийством 42 000 армян.
— Господин, откуда взялись все эти человеческие кости, лежащие вдоль дороги? — с притворным удивлением спросил Балакян у капитана.
— Это кости армян, которые были убиты в августе и сентябре. Это был приказ из Константинополя. Министр [Талаат-паша] приказал вырыть ямы, чтобы спрятать трупы, но зимние ливни размыли землю, и теперь кости лежат повсюду, — ответил капитан Шукри.
— А кто именно отдавал приказы об убийстве армян? — продолжал расспрашивать Балакян.
— Мы получали их из центрального комитета «Иттихада» и Министерства внутренних дел, — объяснил капитан. — Особенно отличился в этом деле Кемаль, вице-губернатор Йозгата. Кемаль — уроженец Вана. Когда он узнал о том, что во время восстания в Ване армяне убили всю его семью, он из мести вырезал всех армянских мужчин, женщин и детей в своем районе[286].
Вопросы Балакяна не смущали турецкого капитана. Казалось, он был рад скрасить долгие часы утомительного пути беседой с армянским священником, с невозмутимостью рассказывая о виденных им злодеяниях: о тысячах зарубленных мужчин, о
