– Нет, такие действия не дали бы нам быстрого продвижения вперед. – Манштейн поначалу нахмурился и вздохнул с нескрываемым облегчением, радуясь в душе, что противник позволил себя бить по частям. Предложенный Гловацким вариант развития событий стал очень неприятным сюрпризом, и вряд ли его 56-й корпус дошел бы до Двинска за пять дней.
– Генерал, вам известно, в чем сила и слабость русских? Хотя бы по Наполеону – битый нами француз был очень умен. – Русский генерал снова усмехнулся, его улыбка больше похожа на волчий оскал. Ответил сам, вновь вздрогнул Манштейн, несказанно удивляясь просто дьявольскому умению Гловацкого читать его собственные мысли и заглядывать в память, что не могло быть по определению. Но так оно и происходило раз за разом.
– Вы сами слишком хорошо знаете, что наша сила в резервах, слабость в генералах! Ведь так?!
– Так точно, господин генерал!
Манштейн ответил машинально, голос русского генерала был резок как никогда. Да вообще-то какой он русский, в Германии Гете читают все, и прекрасно знают, с кем встретился Фауст. Он не тот, за кого себя выдает, очень много странных обмолвок, что простой человек говорить не станет…
Командир 41-го стрелкового корпуса генерал-майор Гловацкий Псков
Говорить нужно не перегибая палку. А то воспримут его не так, как нужно, еще сочтут тронувшимся умом. Будут правы – откуда ему знать, что ход войны стал меняться! Он всегда скептически относился к роли личности в истории, потому никогда за эти суматошные дни не считал себя ее творцом. Но случилось так, как случилось. Ничего не поменял, нет, и не было у него никаких полководческих дарований, но вот коррективы уже внес, вольно или невольно. Отдав свой приказ командиру разведбата 118-й дивизии капитану Миронову драться до конца, даже попав в полное окружение, подтолкнул его к решительным действиям, сам того не ожидая, и тот совершил невозможное. И еще когда уговорил генерал-лейтенанта Петра Кленова повернуть 163-ю дивизию обратно в Остров, и это решение легло на прежнее распоряжение. Слоиться начала история, другой толчок получила без всякого его участия!
Смогли они притормозить 6-ю панцер-дивизию, вывести обе дивизии 24-го корпуса на Пушкинские горы малопострадавшими, и теперь там фронт уверенно держится. А сами стали бить тылы немцев, а не отступать к своим. Вот тут Манштейн попался в плен, а генерал-полковник Кузнецов, прежний командующий СЗФ, присоединившийся к разведбату с группой командиров штаба, погиб в бою. А ведь должен был выйти из окружения, получить под командование войска в Крыму и вдрызг быть разбитым тем же Манштейном на Перекопе. И вот теперь их там уже не будет, и, возможно, генералы Батов или Петров окажутся более удачливыми и умелыми, в чем сам Гловацкий не сомневался. Но о своей роли не заблуждался – все делали люди без него, он так, символ чего-то, что позволило другим не отступать, а драться, и упорно, нанося немцам потери и серьезно путая им планы.
Гловацкий впервые говорил настолько откровенно, и с кем? С врагом, с тем, кого считали блестящим военным умом германского Рейха. Прошлый раз его пронесло, что позволило потом Манштейну дойти до Новгорода, а в сентябре получить 11-ю армию, ворваться в Крым и за девять месяцев осады взять Севастополь. И попутно разгромить три наши армии, что высадились у Керчи, но находились там под бездарным управлением Льва Мехлиса. Потом Манштейн пытался деблокировать окруженную под Сталинградом армию Фридриха Паулюса, нанес знаменитый контрудар на Харьков и окончательно вынес себе зубы, пытаясь прогрызть наш фронт на Курской дуге.
Вот какая у него карьера должна была быть, будущего фельдмаршала! Должна, но уже не будет никогда, с жезлом обломится! Зато нашей баланды в плену похлебает вдоволь, до изжоги!
Николай Михайлович сохранял на лице спокойствие – Манштейн сидел с ошарашенным видом, видимо, не ожидал, что ему покажут действительный расклад сил. И, судя по его глазам, Гловацкий уверился – номера и фамилии с него требовать не станут, заглотнули информацию целиком и полностью. Это хорошо, можно дать и добавки, чтобы переварить было совсем трудно, до полного «несварения».
– Ладно, бог с Двинском и рекою, отступили и отступили. Вернемся к недавним событиям. 2 июля я прибыл в Псков со своей стрелковой дивизией, на следующий день принял командование над всем 41-м корпусом – 3 свежие дивизии, и получил в подчинение еще два корпуса – две стрелковые и две танковые дивизии. Нет, одна считалась моторизованной, но там свыше двух сотен танков. Итого семь дивизий – вполне достаточно для обороны фронта в 90 километров заблаговременно укрепленной позиции, полторы сотни ДОТов. Отрыли три линии траншей и продолжаем укрепляться, доводим глубину позиций до сорока километров. В дополнение восстановили боеспособность стрелковой дивизии и нескольких танковых и моторизованных бригад.
Гловацкий сделал паузу, снова закурил: «Да, доходит до него как до жирафа, у которого ум в брюхе. Сколько можно намеков делать, хоть убей не пойму, прямо в лоб, что ли, шарахнуть?!»
– Поверьте, у меня здесь вполне достаточные силы, которых хватило, чтобы с легкостью отбить две попытки прорыва вашего коллеги Рейнгардта с очень большими для него потерями. Выбили примерно двести танков и тысяч десять солдат и офицеров, включая сюда потери и ваших 3-й и 8-й дивизий, которых необдуманно кинули на линию ДОТов, под удар трех артиллерийских полков. Да, кроме вас, мы захватили в плен командира 6-й мотострелковой бригады Рауса, его группа сама попала в окружение и уничтожена целиком, и генерала Ландграфа, но тот убит. Хотя вы же видели место той бойни, что мы устроили 6-й панцер-дивизии. Я специально приказал вас туда направить, чтоб убедились собственными глазами.
– Видел, – глухо произнес побледневший Манштейн, – чем вы их там сожгли? Разве такое возможно?
– Сейчас нет, еще даже не думают о таком оружии. Я, по сути, паллиатив изготовил, на коленке из подручных средств, как говорят. Вы принципы действия боевых химических веществ, отравляющих газов я имею в виду, хорошо ведь представляете? Тут то же самое – только аэрозоль газообразных взрывчатых смесей. Ими обрабатывают территорию, они не опасны в малой концентрации и не вызывают тревоги. Но как только происходит опасная концентрация, следует взрыв, и очень страшный – уничтожается все живое. О взрывах на угольных шахтах слышали? Здесь то же самое, у нас было время и ловушку подготовить, и приманкой в виде целого моста на плацдарм Рауса заманить. Вот и все – просто до такого примитива здесь еще никто не додумался. Как и о многом другом…
Гловацкий сделал паузу, снова закурил: «Лгу я
