Они вышли. В коридоре Лим опять попытался было встать на колени, но, увидев взгляд Исидзимы, низко поклонился, непрерывно повторяя:
– Господин директор, ради бога, простите меня. Господин директор, ради бога…
– Все, Лим. Вы слышите? – Он запер дверь и положил ключ в карман. – Все. Можете идти к себе.
Лим исподлобья посмотрел, сказал тихо:
– Господин директор, я буду помнить об этом до конца жизни и до конца жизни буду молить о вашем здоровье.
– Лим. Я простил вас только потому, что считаю: вы и так сейчас достаточно наказаны.
– Господин директор!
– Все, Лим. Идите.
Дождавшись, пока шаркающие шаги Лима стихнут внизу, он подошел к тайнику.
Вика оглянулась и увидела в дверном проеме второго пилота. Стоя на трапе – была видна только его голова, – белобрысый поставил перед собой алюминиевую кастрюлю с крышкой.
– Сестричка, харч! Принимай, только осторожней, горячо!
Пилот обернулся и, взяв у кого-то снизу, поставил рядом вторую, потом третью.
– Ох, порубаем, ребята! А потом Москву послушаем. – Радист отложил паяльник.
– Сначала накормим раненых, – сказал Арутюнов.
Вика, взяв медицинские судки, стала разливать в них суп для раненых, раскладывать рис и жаркое. Второй тяжелораненый, Шаков, впервые за все время пришел в сознание и открыл глаза. Увидев взгляд Шакова и поняв, что он осмыслен, Вика обрадовалась так, что чуть не выронила судок и пролила суп.
– Где я? – увидев взгляд Вики, прошептал раненый.
– Шаков… Голубчик…
Поставив злополучный судок, она нагнулась и торопливо зашептала, забыв, что Шаков все время был в забытьи и видит ее первый раз в жизни:
– Вы слышите меня? Шаков, миленький, как же хорошо, что вы очнулись… Шаков! Вы слышите меня?
Шаков сморщился:
– Ты кто?
– Я медсестра.
– Где я нахожусь?
– В самолете. Мы летим к своим. Как вы себя чувствуете? Болит сильно?
Рядом склонился Арутюнов. Вика поняла, что и он сейчас разделяет с ней эту маленькую победу. Шаков не видел военврача, он всматривался в Вику, в ее платье, казавшееся ему чужим. Наконец прохрипел:
– А наши все где? Ларионов? Левашов? Живы?
– Живы, Шаков, не волнуйтесь.
Пусть плох Ларионов, подумала Вика, зато второй тяжелораненый, на выздоровление которого они не надеялись, теперь, может быть, будет жить. Шаков попытался приподняться, и Вика с трудом уложила его на носилки.
– Вы что, раненый? Лежите, вам нельзя вставать. Вон Ларионов, смотрите, за вами. А вон, впереди, Левашов. Видите?
Увидев Левашова, а потом и Арутюнова в форме, Шаков успокоился. Покосился на судок с супом. Вика поняла, что он хочет есть, и, взяв судок, стала кормить Шакова с ложечки. Раненый ел с трудом, еле прихватывая суп вспухшими губами. Шаков съел всего несколько ложек и, сказав «спасибо, сестра», отвернулся, закрыл глаза и вскоре заснул.
Вика посмотрела на врача:
– Оганес Робертович, что делать? Может, перевяжем?
Ей страшно, до боли хотелось, чтобы все они уцелели. Все, кто оказался сейчас здесь.
Арутюнов, вместо ответа, покачал головой. Она разозлилась.
– Может быть, перевяжем все-таки? – повторила она.
– Не нужно, – ответил Арутюнов. – Гарамов запретил. Вы же видите, что здесь японцы.
Радист, не оборачиваясь, поднял паяльник:
– Это кто ж придумал насчет горячего?
Арутюнов, не обращая внимания ни на кого, сощурился и увел глаза под лоб. Вике было ясно, чем вызвано недовольство военврача: Ларионова без переливания крови они вряд ли уже спасут. Ей стало грустно, и она вспомнила о Гарамове, о том, как он вызволил ее из плена, спас. Тогда ей очень хотелось расцеловать его, но не было сил. И сейчас, вспоминая его, она поняла, что он ей дорог как никто другой. Она ухватилась за эту мысль: вот именно, дорог. Но что это такое – дорог? Что это значит? Для нее это чувство было странным, и Вика попыталась рассердиться на себя за то, что оно в ней возникло. Ведь у нее прежде всего пять раненых, и она должна сейчас думать о них. Так нет же, все-таки думает о нем. И чтобы как-то избавиться от этой мысли, она закрыла глаза и стала повторять про себя: «Только бы мы все уцелели. Только бы мы все уцелели».
* * *Достав из тайника черную коробочку, Исидзима посетовал про себя на то, что времени у него сейчас в обрез, и быстро прошел в конец коридора к своей комнате. Убедившись, что оставленные метки не тронуты, запер за собой дверь и, подойдя к боковой стене, попеременным нажатием двух пальцев открыл еще один тайник. Пока все, что он задумал, складывалось одно к другому. Если не будет непредвиденных помех, он успеет. А если будут?..
Здесь, в комнате, ниша тайника была больше, чем в холле второго этажа; в самом ее низу лежали два плоских металлических ящичка, черная коробка, точная копия той, которую он принес с собой, а на ней – стандартная фотокассета с пленкой. Прежде всего он занялся тем, что считал самым важным: вытянул из кассеты новый глянцевый позитив, взял ножницы и, сверяя на свет изображение – это был текст, который ему удалось перефотографировать три дня назад в тайниках, найденных у Отимии и Исидо, – аккуратно нарезал пленку на несколько небольших кусков. Получилось как раз то, что было нужно: по два кадрика в каждом. Он отодвинул дно у одной из черных коробок, вложил туда кусочки пленки и снова задвинул. Когда с этим было покончено, взял из ниши один из металлических ящичков, открыл циферблат и проверил часовой механизм. Это была мина.
Исидзима попробовал положить ее во внутренний карман фрака и с огорчением убедился, что при всех его усилиях она не поместится, а он и так был перегружен: под фраком кроме собственного пистолета у него были припрятаны еще и вещи, отобранные у Тасиро. Вздохнув, он нехотя втянул живот и засунул ящичек под ремень и тщательно закрыл его рубашкой. Да, подумал он, место для мины не идеальное и крайне неудобное, особенно когда он будет идти по роще. Но делать нечего, времени, для того чтобы вернуться потом в номер, у него не будет. Еще раз проверив про себя, все ли взял, он положил обе черные коробочки в нишу и закрыл тайник. Затем, выйдя из комнаты и шагая к генералу Исидо, подумал, что неплохо было бы поесть. Он надеялся, что генерал сейчас не рискнет отправиться в ресторан, но надежда не сбылась. Когда он вошел в прихожую, охранник, сидевший в одиночестве, доверительно доложил, что генерал Исидо с утра пребывает в отличном настроении и лично сообщил ему, что у него разыгрался аппетит. Двадцать минут назад Исидо-сан ушел в ресторан в сопровождении гиганта Саэды, который и будет ему прислуживать.
