– Разрешите, товарищ майор? Думаю, нам тоже следует выдвинуться вместе с истребителями танков. Чтобы не терять времени и людей под обстрелом, – внес предложение Виктор.
– Разумно, конечно, но рискованно… Хорошо, так и сделаете, товарищ Ракитин.
– А ты не промах, «погранец»! – оценил смелость замысла лейтенант Сухомлинов. – Сколько у нас времени, товарищ командир?
– До семнадцати-тридцати. А теперь – всем отдыхать и готовиться к бою.
* * *Перед боем солдату никак нельзя оставаться наедине с самим собой. В голову лезут темные мысли, вспоминаются погибшие товарищи. Кто знает, не ляжешь ли так же – от вражеской пули или же шального осколка?.. Хватит ли мужества преодолеть этот навязчивый страх, который знаком каждому бойцу на передовой. Он то отпустит, то усилится, но никогда не покидает насовсем, пока ты «на передке».
Виктор тщательно почистил и смазал пистолет-пулемет Дегтярева, проверил, надежно ли вставляется запасной диск с патронами. Что у «ППШ», что у «ППД» была одна серьезная проблема: патронные диски приходилось подгонять под конкретный образец оружия. Остальные солдаты занимались тем же – чистили и проверяли оружие, снаряжали диски новенькими, масляно блестящими латунью патронами, рассовывали гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Ракитин сунул за пояс две ручные гранаты, а в карман шинели – бутылку с «коктейлем Молотова».
Эти бутылки были другой системы, более надежной. Вместо терочного запала, примотанного к горлышку, внутри самой бутылки была стеклянная ампула со смесью серной кислоты, сахара и бертолетовой соли. Когда она разбивалась внутри «огненного сосуда» от удара, горючая смесь мгновенно вспыхивала.
За голенище сапога Ракитин сунул финку – нож лишним никогда не будет. Если дойдет до рукопашной…
– Ну, что, братья-славяне, готовы?
– Так точно, командир.
– Выдвигаемся.
* * *В ранних ноябрьских сумерках Виктор, пригибаясь, пробирался по извилистому ходу сообщения в передовые окопы. Зима уже вовсю вошла в свои права в ноябре 1941 года. Он осторожно придерживал автомат, чтобы в затвор не набилась грязь вместе со снегом, иначе оружие заклинит. Время было как раз такое, что еще видно в последних отблесках неяркого студеного солнца, но вечер еще не наступил. Не повисли еще над линией фронта «люстры» осветительных ракет, не прошивают тьму яркие трассера. А вот глаза наблюдателей у стереотруб «замыливаются», и разглядеть что-либо становится весьма затруднительно.
Впереди мелькали спины артиллеристов, они тащили ящики со снарядами. Лейтенант, даром что интеллигент, свое дело знал крепко. От других солдат Виктор успел узнать, что Сухомлинов начинал войну на западной границе, в треугольнике Луцк – Дубно – Броды, где в первые недели войны разгорелось самое масштабное приграничное танковое сражение. Лейтенант успел лично подбить в этих боях три немецких танка и был ранен. Так что свой орден Боевого Красного Знамени он получал уже в госпитале. Откуда впоследствии сбежал в родную часть, чтобы продолжать бить фашистов.
* * *Позиции заняли скрытно, и потянулись тягучие часы и минуты ожидания. Виктор Ракитин нервничал, но виду не подавал. Все же он, «провалившись» в эти времена и этот мир, привык к иной войне – к штурмовым действиям в городе, огневой «зачистке» зданий. А вот так сидеть в промерзшем окопе и ждать было для него просто невыносимым. А еще его мучили сомнения, сможет ли он выстоять вот так – в открытом бою, лицом к лицу с врагом. Не замешкается ли?..
Ровно в двадцать-тридцать послышался гул моторов. На оборонительные рубежи красноармейцев из тьмы, в бензиновом чаде, лязгая стальными траками гусениц, накатывала смерть.
Где-то за линией немецких траншей глухими раскатами ударили гаубицы. Фонтаны мерзлой земли взметнулись над окопами и пулеметными гнездами красноармейцев. Артподготовка была недолгой, и на поле выкатилось с десяток немецких танков. В основном это были «легкие-средние» «Panzerkampfwagen-III» с довольно слабыми 50-миллиметровыми пушками. Их усиливало несколько более тяжелых танков «Panzerkampfwagen-IV» весом около 25 тонн. Вооружены они были короткоствольными 75-миллиметровыми пушками, за свой характерный вид прозванными «окурками». Вот эти «окурки» и «выплюнули» в сторону советских окопов раскаленную смертоносную сталь. Снова загремели взрывы, перепахивая позиции советских солдат.
Виктор Ракитин весь сжался в комок. Своей «памятью попаданца» он прекрасно знал, что эти танки отнюдь не самые мощные и даже проигрывают нашим «тридцатьчетверкам». Вот только где эти самые «тридцатьчетверки»? Если даже противотанковых «сорокапяток» на этом рубеже обороны было всего восемь штук?! А когда именно на тебя накатывается скрежещущий стальными траками гусениц и ревущий-грохочущий двигателем бронированный монстр, то в голове вообще уже ничего не остается, кроме дремучих инстинктов где-то в подкорке головного мозга и всеохватывающего животного ужаса. Самое страшное – то неотвратимое равнодушие, с которым наползает на тебя стальной динозавр в панцире из клепаной брони. Но чтобы воевать и выстоять – нужно преодолеть липкий страх и встать лицом к лицу с механической смертью.
Вслед за угловатыми «панцерами» медленно продвигались похожие на стальные гробы полугусеничные бронетранспортеры, за которыми, пригибаясь, перебегали немецкие пехотинцы.
Над полем повисли «люстры» осветительных ракет, призрачным светом вырывая из тьмы бронированную массу гитлеровских оккупантов. Бронетехника с тевтонскими крестами на крупповской стали накатывала в полной уверенности в своей безнаказанности. Светящиеся плети пулеметных трасс били по нашим окопам, поднимая фонтанчики мерзлой земли.
Ракитин, укрывшись за бруствером окопа, выжидал, когда ударят пулеметы. А они все молчали – неужели всех «накрыло» немецким артобстрелом?! Ладони, держащие пистолет-пулемет, вспотели от нервного напряжения, к горлу подкатил тугой ком, воздуха не хватало. Вокруг плавали клубы пороховой гари, смешанной с едкими бензиновыми выхлопами немецких танков.
Советские пулеметчики ударили плотно – трассирующими очередями давая целеуказание бронебойщикам. А заодно – и выкашивая немецкую пехоту. Ракитин со своими автоматчиками тоже «присоединился к веселью»! Советские пистолеты-пулеметы «ППД» и «ППШ» обладали огромными преимуществами перед немецкими «MP-40» в скорострельности и емкости дисковых магазинов. Ракитин бил короткими очередями – по три-четыре патрона, при общем темпе стрельбы тысяча выстрелов в минуту сделать это было весьма непросто. Но Виктор приноровился. Гораздо хуже было то, что отблески дульного пламени слепили стрелка, затрудняя прицеливание.
Лейтенант-артиллерист не подкачал. Укрытые на флангах «сорокапятки» ударили в борта немецких танков! Сразу же один угловатый «панцер» замер на поле боя. Его моторный отсек был пробит метким попаданием, над решеткой двигателя позади башни разгоралось пламя. Второй танк «расстелил гусеницу» и завертелся на одном месте. Он развернулся бортом к русским позициям, и артиллеристы расстреляли его, как на полигоне, вогнав парочку бронебойных снарядов. «Панцер» полыхнул, как сухая копна сена.
Немногие уцелевшие танкисты Панцерваффе выбирались из боковых башенных люков. Пытались отползти назад, огрызаясь из пистолетов-пулеметов. Но гибли под плотным огнем советских пехотинцев. Вовсю работали «максимы», сея свинцовую смерть со скоростью 800 выстрелов в минуту. Отрывисто тарахтели «ручники» – «Дегтярев-пехотные». Отрывисто хлопали винтовки Мосина в руках красноармейцев.
Автоматчики старшины Ракитина «косили»
