— Надо было хотя бы попугать пушкой. — Капитану легко было говорить со стороны. А что было делать мне, если вертолет командиру взвода не подчиняется. Может только под хорошее настроение вежливую просьбу удовлетворить…
— Экипаж вертолета не входит в мое подчинение, — ответил я почти грубо, но смягчил слова следующей фразой. — А что за груз у вас был?
— Тот, что у первой банды отбили. То, что они сюда доставляли. Не знаю уж, для себя или для кого-то. По количеству — для большущей банды. Хотя, может быть, все это должно быть распределено между несколькими бандами. Ящики с ПЗРК «Стингер» и ракеты для них. По две ракеты на каждый ПЗРК.
— Серьезный груз, — покачал я головой, чувствуя, как у меня еще сильнее портится настроение. — С таким грузом выпускать их было нельзя. Видимо, первая банда доставляла этот груз второй банде для проведения террористических актов против гражданских самолетов. Теперь стоит ждать больших неприятностей или объявлять массовую охоту на бандитов со «Стингерами». Они же, стопроцентно, не против военных самолетов и вертолетов думают их применять. А гражданские никакой защиты от ПЗРК не имеют. Да и экипажи там не обучены. На взлете и на посадке гражданские самолеты особенно уязвимы. Но куда, в самом-то деле, вторая банда могла уйти? Пойдемте вместе искать. Только прикажите своим солдатам не наставлять на меня оружие. Я подозреваю, что уставы пограничных войск, как и уставы вооруженных сил, запрещают наставлять на людей даже незаряженное оружие. А у ваших бойцов оно заряжено. И даже предохранитель у снайпера снят. У меня в таких случаях создается ощущение, будто в меня прицеливаются. Если вам нетрудно, капитан, попросите своих бойцов соблюдать уставы.
Капитан обернулся вполоборота и только бровями пошевелил. Все три ствола моментально устремились в небо — буквально взлетели, как для торжественного салюта. Начальник разведки погранотряда, похоже, умел объяснить бойцам, что такое дисциплина, и они старательно ловили каждый его взгляд. Видимо, взгляд был суров не только тогда, когда обращался в мою сторону.
Капитан тут же двинулся в обратный путь. Мне только и оставалось, что идти за ним. Но знак своему взводу я дал все же визуальный. И заметил, как взвод волной поднялся из-за камней и двинулся меня догонять. Пограничники, что лежали в цепи на повороте ущелья, при нашем приближении поднялись. Залегли они все с оружием, готовые к новой перестрелке, но после того, как поднялись, они дружно взялись попарно за ящики, которые были не слишком и тяжелыми, судя по тому, как их несли солдаты-пограничники. Хотя легкими их тоже назвать было трудно, так как на каждый ящик требовалось по два носильщика.
— Сколько всего было «Стингеров»? — спросил я у капитана.
— Двенадцать. И по две ракеты на каждый ПЗРК, — ответил он, не оборачиваясь.
— Четыре ящика, значит, унесли? — предположил я.
— Три. Один разбит при бомбардировке вертолетом. Полностью уничтожен. Восстановлению не подлежит. Как еще ракеты не взорвались, удивляюсь! Но, если бы и взорвались, тоже было бы неплохо. Мы были еще далеко, а бандитов пришлось бы меньше расстреливать. У вертолета остались бы заряды на вторую банду. Мы с разбитых ракет, кстати, боеголовки сняли. Бросать или взрывать их здесь посчитали опасным. Бросишь — мало ли кому в руки попадут. Те же бандиты могут за ними вернуться. А взрывать… Тоже решили, что не стоит. Подумали, что мощный взрыв может камнепад вызвать и накрыть нас. Но после взрыва мы увидели, что стены крепкие. Можно было бы не возиться и взорвать.
Я молчал и только в даль всматривался. Это был тот самый участок, завершающийся старым кладбищем, в районе которого бандиты странным образом то исчезали, то появлялись. А за поворотом лежал прямой участок ущелья, где мой взвод изначально и устраивал засаду. Но высказать логичное предположение по поводу исчезновения банды расстояние не позволяло.
До старого кладбища оставалось около сотни метров…
* * *— Талалаев! — позвал я ефрейтора. — Работать!
Ефрейтор быстро сообразил, что от него требуется, обогнал нас и пошел первым, внимательно всматриваясь в тропу под ногами.
— Сапер, — ответил я на вопросительный взгляд капитана.
— Мы же уже этим путем проходили, тоже сапера впереди пускали.
— Лишним не будет, — ответил я, выключил микрофон и добавил: — А бойцы всегда должны в напряжении находиться. Напряжение помогает солдатам боевую форму поддерживать. Я так, товарищ капитан, считаю.
— Усталость имеет свойство накапливаться, — не согласился со мной Куролесов.
— У нас командировка на полгода. Такой срок нервная система выдерживает, даже если каждый день в бой ходить. Врачи проверяли предел психических возможностей многократно и дали нам свои рекомендации. Раньше командировки были на три месяца. Посчитали, что это хуже. За три месяца только-только в боевое состояние входишь.
Пограничник не возразил, и я, высказав то, что не желал говорить своим солдатам, опять включил микрофон.
Наконец мы подошли к кладбищу. Я посмотрел на памятники. Начал с самого крайнего, на котором рядом с полумесяцем красовалась красная советская звезда. Краска на звезде облупилась и была неровно подмазана кисточкой без предварительной очистки и грунтовки.
В первый раз мы прошли мимо кладбища, не посмотрев на него. Во второй раз вообще торопились. А сейчас я даже надписи и даты на всех памятниках прочитал. Оказалось, здесь погибли советские солдаты, остановившие в ущелье роту гитлеровских егерей-диверсантов. Всего на небольшом кладбище было одиннадцать могил.
— Никогда не думал, что фашисты так далеко на Кавказ углубились, — проговорил я.
— Они рвались к азербайджанской нефти, — объяснил мне капитан Куролесов. — Здесь шла целая рота фашистских диверсантов. Поднимались по ущелью. И всего одно отделение наших пограничников во главе с командиром заставы — их перебросили с иранской границы — устроило на роту немцев засаду. Погибли все, но дрались до конца. Кучу фашистов положили. Ждали подкрепление. Но оно опоздало. Однако немцев повернули, своих убитых они унесли, но не слишком далеко. На плоскогорье есть немецкое кладбище. Двадцать три могилы. Наши пограничники драться умеют.
— За могилами кто-то ухаживает, — заметил я, обратив внимание на выцветшие бумажные цветы на каменных плитах.
— Мы раз в год прилетаем вертолетом, — объяснил капитан. — Для солдат это наглядный пример самоотверженности. Посадку совершаем на плато, день сюда
