– Здравия желаю, товарищ подполковник, – подошел к нам старший следователь Следственного управления ФСБ майор Николаев.
С ним я был знаком уже несколько лет. Николай Николаевич Николаев носил еще капитанские погоны, а я лейтенантские, когда с ним, одним из немногих русских по национальности местных, а не прикомандированных следователей республиканского управления ФСБ, я познакомился после очередной операции.
Почти одновременно с приветствием майора из-за скал на повороте дороги появилось три БМП нашего отряда, как было понятно по эмблеме с летучей мышью на башнях. Других подразделений спецназа ГРУ в округе не было, ближайшие части располагались в Моздоке, но я не знаю, украшала ли башни их боевых машин наша эмблема.
Дело в том, что моздокская бригада при прежнем министре обороны, который, говорят, по причине бережного и любовного отношения к своей широкой табуреточной физиономии весьма опасался спецназа ГРУ, была передана разведуправлению штаба округа. Со сменой министра обороны бригаду то ли уже вернули в ГРУ, то ли пообещали вернуть – меня, как командира взвода, в такие дела посвящать не посчитали нужным. Если вернули, то, скорее всего, вернулась и эмблема.
В любом случае парням из моздокской бригады здесь делать нечего. Далековато. Тем более начальник штаба сводного отряда майор Абдусалямов пообещал прислать сюда мой взвод.
Я встал, чтобы встретить одновременно и майора Николаева, которому уважительно пожал руку, и свой взвод.
БМП подъехали сразу к нам. Благо вертолет стоял дальше и не перекрывал дорогу. Из командирского люка первой машины легко выпрыгнул майор Абдусалямов. Не выдержал начальник штаба ожидания, решил сам приехать.
Подполковник Шахмарданов, поздоровавшись за руку с майором Николаевым, шагнул к майору Абдусалямову. Тоже поздоровался, как с давним знакомым, но восторга от присутствия боевых машин пехоты не высказал. Однако вопрос задал:
– Извините за непонимание, Камал Мунасипович… Но как вы проехали? Я приказал перекрыть дорогу в обоих направлениях, чтобы никто не мешал нам работать.
– Да, дорога перекрыта. Даже машины поперек дороги стоят. Только я приказал дать над машинами в воздух очередь из автоматической пушки. Прямо на ходу, во время разгона. После этого нам уступили дорогу и даже ничего не спросили. Но, может быть, потому не спросили, что мы быстро ехали…
– А если бы дорогу не освободили? – с улыбкой спросил майор Николаев.
– Машины были только легковые и «уазики». Мы проехали бы по ним без активного применения пушки. Кстати, товарищ подполковник, мне тут по связи напомнили, что автоматическая пушка срубила антенну на одном из «уазиков». Оператор-наводчик просит извинения, он не умышленно. Ему просто из-за расстояния антенну было не видно…
– Да, из пушки в антенну попасть сложно, – согласился ментовский подполковник, плохо понимая, что говорит, потому что лихорадочно думал о другом.
– А извинения оператор-наводчик просит за то, что не попал в машину, – словно бы между делом, глядя в другую сторону, заметил я, но обратил внимание, как довольно блеснули глаза майора Николаева, который находился в другой стороне. Видимо, с полицейским следователем его связывали не самые добрые отношения.
Я козырнул своему начальнику штаба.
– Товарищ майор, старший лейтенант Сеголетов. Отвечаю на вопросы товарища старшего следователя, – доложил я.
– Уже ответил, – заявил подполковник Шахмарданов. – Можешь быть свободен, старлей. Только протокол прочитай и подпиши. Или я тебе прочитаю – а то мой почерк не все разбирают, а ты только напишешь: «С моих слов записано верно» и распишешься. А после я солдат допрошу…
Глава седьмая
– Работайте… – согласился майор Абдусалямов. Здесь он, кажется, никого не собирался расстреливать из автоматических пушек трех боевых машин пехоты, на которых прибыл мой взвод и сам начальник штаба сводного отряда. И почему-то даже не показал желания давить гусеницами полицейские машины или вертолет ФСБ. И вообще выглядел бы мирно, если бы не держал на груди компактный автомат «9А-91» с глушителем и оптическим прицелом, а правая кисть не лежала бы на удобной пистолетной рукоятке автомата. При этом указательный палец мог за долю секунды лечь на спусковой крючок. А большой палец, как обычно, лежал на предохранителе, готовый опустить его в боевое положение[17].
С протоколом допроса мы закончили в пять минут. Закончили бы быстрее, но подполковник записал некоторые мои выражения своими словами, которые можно было трактовать и так, и сяк, и я настоял на исправлении. При этом пришлось даже объяснить наглядно, какую трактовку можно дать моим словам в изложении старшего следователя. Он согласился, хотя и не слишком охотно. Может быть, ему просто переписывать не хотелось. У меня даже возникло опасение, что следак умышленно допустил вольную трактовку моих слов. Не окажись рядом майора Абдусалямова и майора Николаева, возможно, мне пришлось бы проявить большую настойчивость или даже отказаться подписывать протокол. Но в итоге мы все согласовали. На страницах с исправлениями мы оба расписывались и ставили: «Исправленному верить». А на последней странице, по моему настойчивому желанию, перечислили страницы с исправлениями, еще раз подтвердив подписями правильность новой трактовки.
Майор Николаев внимательно слушал материалы моего допроса в том варианте, который предлагал нам подполковник полиции. Я по выразительной игре его бровей понимал, что Николай Николаевич не верит полицейской версии и пожелает отдельно меня допросить, когда я завершу дело с полицией. Но, чтобы у подполковника не возникло желания послушать, что я сообщу Николаеву, и чтобы себя чужим присутствием не смущать, майор дождался, когда ментовский следак начнет допрашивать старшего сержанта Тихомирова. Ему этот допрос показался малоинтересным, поскольку он повторял все, что было до этого произнесено мной, и касался только варианта фактического изложения происшествия с другой стороны.
Только после этого Николаев сделал знак мне и майору Абдусалямову, приглашая нас в свой вертолет. Вертолет ФСБ, в отличие от тех машин, что предоставляются спецназу ГРУ для вылета на боевую операцию и, иногда, обратно, был несравнимо более комфортным. Даже сидеть пришлось не на откидных боковых сиденьях, всегда в полете вибрирующих в такт вращениям винта, а в мягких креслах, установленных вдоль обоих бортов. Только в ином порядке, нежели в пассажирском самолете. Здесь сиденьй в каждом из рядов было только по два с каждого борта. А те, что были установлены у входа в пилотскую кабину, вообще смотрели друг на друга. Именно туда и провел нас майор Николаев, желая, наверное, видеть мое лицо, когда я буду отвечать на его вопросы. И потому мне он показал на место против себя, сам сел у иллюминатора, чтобы видеть еще и подполковника полиции, на случай если тот захочет нас навестить, а рядом с собой посадил моего начальника штаба майора Абдусалямова.
– Ну, рассказывайте, что
