Человек придумал специфическое и очень эффективное средство устанавливать сотрудничество – наказание производит третье лицо, сторонний объективный наблюдатель. Тем не менее такое наказание может быть затратным для третьих лиц, т. е. эволюционная трудность состоит не только в том, чтобы запустить процесс кооперации, но и в том, чтобы запустился альтруизм третьих лиц, которые вызовутся наказывать{971}.
Люди часто решают подобные проблемы, деля задачу на несколько этапов. Вводят вторичное наказание, осуждая тех, кто отказался выступать в роли карающего: это мир, где правят нормы чести, где человека наказывают, если он умолчит о нарушениях. Альтернативой этому служит система награждения наказывающего: судьи и полицейские получают за службу зарплату. Кроме того, недавние теоретические и практические изыскания показывают, что те, кто берет на себя наказующую роль, вызывают доверие. Но кто контролирует этих карающих третьих лиц? И вот тут-то люди сотрудничают в максимальной степени, чтобы распределить и понизить, соответственно, затраты, а любителей прокатиться за чужой счет наказывают (например, мы платим налоги и штрафуем неплательщиков). Когда все переменные сбалансированы и система приходит в стабильное состояние, мы получаем невероятно высокий уровень кооперации{972}.
Упомянутые «переменные» были рассмотрены в великолепной статье в Science 2010 г. Она строилась на анализе определенного поведения 113 000 онлайн-участников, каждый их которых покупал некий объект (сувенирную фотографию), выполняя одно из следующих условий{973}:
а) разрешалась покупка по фиксированной цене (для контрольной группы);
б) можно было купить предмет по произвольной цене; продажи взлетали, но люди платили в основном мизерную цену, оставляя «магазин» в убытке;
в) цена устанавливалась фиксированная, но покупателям сообщали, что Х% от выручки идет на благотворительность; продажи выросли, но меньше, чем на Х%, и «магазин» опять потерял деньги;
г) допускалось заплатить произвольную сумму, половина которой, по объявленным условиям, шла на благотворительность. Такое условие подстегнуло и уровень продаж, и количество денег, которое люди готовы были выложить. «Магазин» получил прибыль плюс деньги на благотворительность.
Другими словами, корпоративная социальная ответственность, по данным исследования, несколько поднимает продажи (сценарий в), но гораздо более действенна ситуация, когда персональная и корпоративная ответственность уравновешены и человек лично определяет количество пожертвованных денег.
Выбор партнера
Как мы уже видели, «кооператоры», если им удается отыскать друг друга и объединиться, побеждают более многочисленных, но разобщенных одиночек. Именно это заставляет зеленобородых искать «родственную душу» (если не родственника). Таким образом, если подобный элемент ввести в игровую ситуацию (и при этом дать возможность отказаться от того или иного партнера), уровень кооперации возрастет, причем установление сотрудничества обойдется дешевле, чем наказание предателей{974}.
Все эти результаты указывают на многочисленные теоретические пути для налаживания сотрудничества; в реальной жизни они срабатывают тоже, причем мы уже много узнали о том, какой способ и в каких случаях наиболее эффективен. Мы научились совместными усилиями строить амбар для соседей, сеять и собирать урожай риса всей деревней или так согласовывать движения сотни марширующих учащихся, чтобы результат их перемещений выглядел в итоге как герб школы.
И да, напомню высказанную ранее мысль: «сотрудничество» – это безоценочная концепция. Иногда «всем миром» отправляются грабить соседнюю деревню.
Примирение и то, что маскируется под его синонимы
«Ура, добыча! Я поймал колобуса и только впился в него зубами и добрался до самого вкусного, как вдруг появляется тот парень и выпрашивать начинает. На нервы действует, ага? Я и рыкнул на него. Он намека не понял и ну тягать к себе колобуса – я, понятно, цапнул его за плечо. Чувак убрался, сел на полянке, спиной ко мне.
Успокоился я, пораскинул мозгами. Если уж по-честному, правильно было бы с ним поделиться, не убудет. Он, конечно, типа, кругом неправ, нечего мою добычу хватать, но я тоже хорош: мог бы просто щипануть, а не кусать со всей дури. Как-то я паршиво себя чувствую теперь. И вообще, мы же друганы, когда вместе на разборки с другими ходим, – надо бы как-то это… помириться.
Подтаскиваю колобуса, сажусь поближе. Как же все неудобняк получилось – парень на меня не смотрит, а я вроде как крапивой занят, будто бы между пальцев попала. Ну я пододвинул ему мясца немного, он поискал у меня в хайре букашек, приятно. И чего мы сразу так не сделали, а вместо этого дурость какую-то устроили?»
Если вы шимпанзе, то помириться просто – пусть только сердечный ритм придет в норму. Иногда и у людей так бывает: положишь приятелю руку на плечо, скажешь смущенно «Ох, как-то я тут…», а он перебьет: «Нет, это я… Мне не стоило…» – и все опять хорошо.
Казалось бы, нет ничего проще. А что если мы пытаемся восстановить отношения после того, как наши люди перерезали три четверти ваших или пришли на вашу территорию колонизаторами и отобрали у вас землю, насильно на десятилетия переселив вас черт знает куда? Непросто.
Мы единственный вид, который возводит примирение в ранг специального процесса, да к тому же связанного с целым рядом концепций – «истины», «извинения», «прощения», «примирения», «помилования» и «забывания».
Апогеем усложнения этого института можно считать комиссии по установлению истины и примирению[513]. Первую такую комиссию создали в 1980-х гг., и с тех пор – с горечью приходится признать – необходимость в них не отпадает. Комиссии создавались, например, в Боливии, Канаде, Австралии, Непале, Руанде, Польше… Некоторые действуют в странах со стабильным устройством, в Австралии или Канаде, к примеру, где существует негласное обязательство разобраться с длинной историей притеснения коренного населения. Большинство же комиссий формируются в тех странах, которые пережили тяжелый кровавый конфликт или раскол: нация сбросила диктатора, закончилась гражданская война, остановлен геноцид. Обычно считается, что цель этих следственных органов состоит в том, чтобы заставить виновников распри и притеснения признаться в преступлениях, раскаяться, попросить прощения у пострадавших, которые в свою очередь должны простить, – а в финале все плачут и обнимаются.
Но на деле комиссии руководствуются прагматическими задачами, добиваясь от виновников слов «Я совершил то-то и то-то, и я клянусь больше никогда не причинять зла этим людям», а от пострадавших – ответа:
