– Выйти из машины! Руки на капот!
Витек не успел ничего предпринять и даже не заметил, как опустело место справа от него. Видимо, Афанасий был не настолько уж пьян, как хотел казаться, если за несколько секунд успел выйти из машины, обогнуть ее сзади и, появившись сбоку от гаишника, приставить ствол «Узи» ему к виску.
– Это кто тут у нас такой смелый? – спросил Афанасий, забирая у сержанта автомат. – Ты чо, землячок, попутался или как?
Сержант осторожно скосил глаза направо.
– Ой, Афанасий Михалыч, а я вас не заметил…
– Ну да, – кивнул Афанасий. – Я вообще сам из себя весь такой незаметный…
– Да мы это… Ваша машина пролетела мимо поста, а капитан говорит, мол, на мониторе видно, что за рулем не вы. Ехай, мол, говорит, проверь…
– Ну чо, проверил? – спросил Афанасий.
Сержант сосредоточенно кивнул. Ствол израильского автомата все еще неприятно холодил висок.
– Вот и ладушки, – сказал Афанасий. – И учти, что моему другу в рыло стволом тыкать – это нехорошо. Теперь это – его тачка. Так и передай своему капитану. И пусть он до всей остальной вашей братии доведет, что почем. Усек?
Сержант кивнул еще раз.
– А теперь, – сказал Афанасий, пряча «Узи» за пояс, – быстренько взял тряпку, протер нам лобовуху – и свободен…
Странно было Витьку наблюдать, как сержант ГАИ протирает у Афанасьевского внедорожника лобовое стекло. Но факты – вещь упрямая. Гаишник протер стекло, получил обратно свой автомат, прыгнул в «шестерку» и ретировался, как сон – сон странный и малоправдоподобный.
– Вот так у нас по городу пацаны ездят, – сказал Афанасий, подходя к машине. – Ну чо, берешь?
Витек молчал, все еще переваривая увиденное.
– Ты еще думаешь? – взревел Афанасий. – А ну-ка, вылазь из-за руля. Я тебе сейчас покажу еще кое-что.
Витек открыл дверь и вывалился наружу.
«Эк меня развезло в тепле! – удивился он, мотая чугунной головой. – И как я еще машину-то вел?»
– Присаживайся, братуха, не тормози, кукушку простудишь.
Афанасий помог Витьку погрузиться на пассажирское место и сам лихо прыгнул в водительское седло.
«Во здоровья у человека, – оформилась в голове Витька вялая мыслишка. – Только что пил, как лошадь Пржевальского…»
Афанасий выдавил газ до пола, но…
Впереди по ходу движения была пробка. И, похоже, пробка серьезная. Редкое явление в периферийном городе, но тем не менее порой имеющее место быть.
– О! – сказал Афанасий. – Никак один тормоз другого протаранил.
И, решительно вывернув руль машины влево, вдавил в пол педаль газа.
Автомобиль глухо рявкнул двигателем и выскочил на встречную полосу.
– Ну что, лохи? Замерим, у кого кишки толще?!
Внедорожник несся по встречке. Буйно веселился и кричал что-то рядом с Витьком безумный водитель, порой совсем отпуская руль, заражая своего пассажира сумасшедшей удалью. И Витек тоже кричал что-то шарахающимся в сторону встречным машинам, молотя ладонями по торпеде, словно играя с водителем в четыре руки барабанный марш смерти…
Сколько прошло времени? Минута? Десять? Пробка давно осталась позади. Наконец Афанасий перестал бесноваться и, свернув направо, косо через две полосы пересек шоссе и остановился у обочины.
– Ну как? Берешь точило?
Он улыбался. В надвигающейся темноте ночи его лицо исчезло. От Афанасия остались лишь шумное дыхание, запах перегара и широкий белый оскал зубов на фоне черного овала.
«Своя жизнь…»
Новая жизнь пахла своей кровью, чужим перегаром, духами Насти и смрадным дыханием Ибрагима у лица.
И мечтой. Которая в той, другой, прежней жизни никогда не сбудется.
– Беру, – сказал Витек.
* * *Он проснулся от того, что кто-то мягко трогал его голую ступню. Витек дернул ногой, разлепил глаза, глянул смурным со сна взглядом и заорал дурным голосом. И заорешь, когда на тебя из темноты лупятся два желтых глаза, горящих на рогатом силуэте. Со сна мозг выдал – то ли домовой погостить приперся, то ли сам сатана в миниатюре. Инстинктивно Витек лягнул пяткой жуткое привидение, и оно, вякнув утробно, соскочило с кровати и ринулось в сторону полуоткрытой двери балкона.
«Ох ты, черт!»
Витек упал обратно на подушку. Сердце молотилось в груди, словно автомат Калашникова.
– Ты чего орешь? Тронулся?
– Кошак соседский в гости приходил. Напугал, зараза, – отдуваясь, ответил Витек.
– А-а. Это да. Страшнее кошки зверя нет, – сонно протянула Настя. И тут же засопела снова.
«И чего сопит, как паровоз, – с неприязнью подумал Витек, глядя на спящую рядом девушку. – Может, полипы в носу? Франкенштейна, что ль, позвать, чтоб операцию сделал? И ей польза, и студенту практика. „Страшнее кошки зверя нет…” Деловая колбаса. Жаль, что он не тебя за пятку почесал. Во бы визгу-то было».
Разжиревшая луна, бугрясь целлюлитными пятнами кратеров, тупо пялилась в окно. Сон не возвращался. Витек закинул руки за голову и уставился на гипотетический осколок древней планеты. В мутной после вчерашнего голове роились мутные мысли. Каждый знает – это бывает порой, если ночью с похмелья не отрываясь долго смотреть на луну.
«Машину купил… В рассрочку. Спьяну. Во идиот! А чем отдавать? Понятно чем. Еще четырех замочил – от Стаса десяточка. Живи – не хочу. Только долго ли?.. А, в общем-то, какая разница? Если Стас не брешет, Ксеркс вон царь был, и то нарвался. В палатке что – жизнь? Мух гонять до старости да упаковки с молоком разгружать? А тут – на тебе. И тачка, и кабак, и телка…»
Он повернул голову.
Без косметики лежащая рядом голова была… попроще, что ли. А еще от угла рта спящей головы вниз протянулась тоненькая прозрачная дорожка, отсвечивающая серебром в навязчивом свете луны. Под щекой девушки уже собралось приличных размеров темное пятно.
«Ага. А еще она во сне пускает слюни. Мило. Самому во сне не прилипнуть бы. Хотя, Шарлиз Терон, судя по „Жене астронавта”, без штукатурки на морде тоже мышь белая. Так что, слюни – не сопли, Витя, переживешь как-нибудь…»
Внизу на улице раздался звон, как от разбитой камнем лампочки. Потом что-то взвыло надрывно – и тут же смолкло. Внутри Витька шелохнулось нехорошее предчувствие.
«Машина…»
Он вскочил с постели и, на бегу натягивая трусы, ринулся на балкон.
Так и есть. Под потухшим слепым фонарем вокруг его автомобиля копошились темные фигуры.
– Твою мать!!!
Времени обуваться-одеваться не было. Витек выхватил из-под кровати бейсбольную биту – копию сгоревшей в «Караван-сарае» – распахнул дверь и в одних трусах бросился вниз по лестнице.
Вот и подъездная дверь – обшарпанная, битая и драная многими поколениями своих и пришлых алкашей.
«Спокойно, Витя, спокойно, – осадил Витек свой порыв ринуться наружу сломя голову, с криками, воплями и матюгами. – Такого вот бойкого да голосистого заточкой в бочину ткнут – и поминай как звали…»
Он осторожно приоткрыл дверь и ужом скользнул в темноту.
До машины было метров пятьдесят. Луна как раз скрылась за набежавшей тучкой, и угольная чернота
