– Вас?..
В голосе Александры послышались нотки неподдельного изумления.
– Вас, сихан?
– Да, – кивнул человек в черном. – И меня тоже. И всех членов Нинкедан, которые будут достойны этого.
– Но… но если он владеет этим даром, столь ценным для Организации, почему вы не возьмете его с собой Японию и не обучите сами?
– Ты задаешь слишком много вопросов, женщина! Но я отвечу. Что будет с цветком сакуры, если его сорвать с ветки? Он погибнет, не распустившись. Психика этого уникального юноши слишком нестабильна. Я боюсь, что если его сейчас вырвать из обстановки, в которой его дар так неожиданно проявился, то он может не проявиться больше вообще. Так что иди и сделай все возможное для того, чтобы научить его контролировать этот дар. А когда цветок созреет, тогда будет видно, что делать с ним дальше.
– Но я в замешательстве, отец. Как я, слабая женщина, смогу вырастить цветок сакуры в башке тупого цунэбито?
Сихан коротко рассмеялся, на секунду растянув тонкогубый рот в подобие улыбки, но сразу же его лицо снова стало непроницаемой маской.
– Не называй меня отцом. Ты же знаешь, что у куноити нет ни отца, ни матери. Твои родители – Организация. А как вырастить…Ты помнишь, что такое ниндзюцу дайхи сэйсинтоицу сююиккан?
Александра едва заметно побледнела.
– Помню, сихан, – сказала она.
– И ты помнишь, с чего начинать тренировки?
Александра едва заметно кивнула.
– Тогда иди и приступай немедленно. Завтра я уезжаю в Токио с докладом для кумите, хотя особо докладывать и нечего. Не думаю, что он даст тебе много времени, чтобы закончить то, что я поручил Яма-гуми. Ты понимаешь, что теперь и это поручение тоже предстоит выполнять тебе?
Александра кивнула снова.
– Он будет задавать вопросы. Что ему можно рассказать?
– Все, что хочешь. Даже если он попытается рассказать о нас кому-либо, все равно ему никто не поверит. Иди.
– Простите, сихан.
– Что еще?
– А что будет с Яма-гуми?
Лицо сихана окаменело, что казалось невероятным – как может еще больше окаменеть бесстрастный камень? Но тем не менее…
– Завтра я отправлю его в Москву с особым поручением… Скорее для того, чтобы его мозги слегка проветрились. Дальше будет видно.
Александра едва заметно улыбнулась и поклонилась.
– Благодарю за доверие, сихан.
– Не стоит благодарности. Иди.
* * *Витек открыл глаза. Над его головой нависал квадратный черный потолок. С потолка стекали вниз такие же черные стены. Из центра каждой стены вылезали чешуйчатые металлические лапы, сжимающие в длинных острых когтях факелы с очагом тусклого света внутри.
В этой комнате не было статуи дракона. Да и вообще это было другое помещение – более маленькое и душное, чем-то похожее то ли на тесную кладовую, то ли на тюремную камеру.
Не особо приятно было бы проснуться в полной тишине и в эдакой обстановке, но Витьку было абсолютно все равно, где просыпаться. Сейчас ему было просто хорошо на душе. Хорошо и легко, независимо от того, где он, зачем он здесь и что его ждет в дальнейшем. Когда тебе действительно хорошо, ты не задаешься такими дурацкими вопросами. Ты воспринимаешь действительность такой, какая она есть, и единственное желание владеет тобой – чтобы это состояние продолжалось как можно дольше.
Прикрыв глаза, он уставился в чернильный потолок, и умиротворенно-плавные сцены потекли перед его глазами.
Вот он совсем маленьким на речке удит рыбу с отцом, а отец смеется и что-то рассказывает, размахивая руками.
От неловкого движения удочка падает в воду, отец бросается за ней, вылавливает за поплавок, вытаскивает на берег. А потом, когда он, продолжая смеяться без особых причин, просто от хорошего настроения, вытряхивает из сапог воду, на траву из широкого голенища вываливается приличных размеров щуренок. Кроме этого щуренка, кстати, они в тот день ничего не поймали. Да и эту случайную добычу отпустили домой, в реку. И от этого было тогда еще веселее.
«Странно, – лениво проплыла мысль. – Это ж сколько лет-то прошло? Я уж и забыл все давно. И с чего это вспомнилось?»
А в голове чередой всплывали новые воспоминания.
Вот он в парке смотрит на огромного гипсового медведя и не может понять, как это медведь так долго стоял неподвижно, чтобы с него могли слепить статую? А отец объясняет, что мишку могли сначала сфотографировать или вылепить по памяти. А как это «сфотографировать»? И отец объясняет, что есть такое устройство…
«Сколько же мне было тогда? Четыре года? Три? И с чего это я тут, как старый дед, в воспоминания ударился?»
Но вспоминать было приятно, и Витек не противился возникновению картин детства, возникающих в мозгу без каких-либо объективных на то причин.
«Так бы валялся и валялся…»
– Балдеем? – звонко спросили прямо в ухо.
Витек прищурился одним глазом и медленно повернул голову.
– Угу, – сказал он.
– Не надоело?
– А пофиг, – протянул Витек, снова переводя взгляд в потолок.
– Вставайте, граф, вас ждут великие дела, – сказала Александра, слегка пиная лежанку.
– А без меня никак?
– Никак.
В голосе Александры послышалось раздражение.
– Шурик, а как сделать, чтобы ты свалила, а? – мечтательно произнес Витек.
– Ч-е-г-о?
– Ну вот как, а?
– Каком кверху.
Мощный удар ногой пришелся в ножку лежанки. Деревянная ножка в толщину руки взрослого мужчины переломилась, словно спичка. Под весом Витька лежанка накренилась, и он скатился на пол. Вскочил на ноги, удивленно посмотрел на пучок щепы, оставшийся от ножки, и перевел взгляд на Александру.
– На гнилой койке спать уложили, да? – высказал он предположение. – Секонд-хенд времен татарского ига?
– Хочешь, тебе ногу сломаю? – спросила Александра.
Витек хмыкнул.
– Смотри, как бы ломалка не отвалилась.
Он с хрустом потянулся. Александра смотрела на него как-то зло и неприятно.
«Вот звереныш. Того гляди – вправду бросится. И чего с ней делать? В душу не дашь, у них ведь куда ни ткни, – везде детородные органы».
– Ладно уж, хватит собачиться, – сказал он примирительно. – Рассказывай, чего хочется.
– Хочется треснуть тебе между глаз, – честно призналась Александра. – Но это подождет.
Витек улыбнулся про себя, но промолчал.
– А как это я здесь оказался? – спросил он. – Приехали с Афанасием, вошли… а дальше ни черта не помню, как отрезало…
– Да, небось, в кабаке нажрался или там же в очередной раз по голове получил и здесь отрубился. Или и то и другое вместе. Пошли лучше в баре посидим, пошепчемся, чем ерундой страдать, – сказала Александра.
«Может, и получил, – подумал Витек. – А может, и не в баре. Только правды теперь все равно не узнаешь».
Он покрутил головой. Шея не болела. Почесал затылок. Свежих шишек на нем не обнаружилось.
«По голове не били – и на том спасибо. А может, я уже адаптировался? Набили череп как кентусы у каратилы – сколь не молоти, все как с гуся вода… Ну что ж, в бар – так в бар…»
Черная панель послушно отъехала в сторону, как только Александра подошла к стене. За ней шел такой же черный
