В это время в глубине зала в доселе безмолвном «аквариуме» что-то глухо, но явственно бумкнуло.
Витек сориентировался мгновенно.
Метнувшись к креслу, он откинул полу куртки того, кто совсем недавно был Афанасием, и сорвал с его пояса охотничий нож вместе с чехлом. На бегу доставая нож, Витек бросился к трупу распятого, перерезал ремни, которыми были привязаны к стойке его руки, опустил труп на пол, движением рукава стер с рукоятки отпечатки пальцев и вложил нож в еще теплые пальцы трупа, а чехол от ножа и обрывки ремней засунул себе в карман.
Дверь «аквариума» распахнулась. В дверном проеме, протирая заспанные глаза, материализовался качок из бригады Афанасия.
– Чо это вы тут делаете? – вопросил качок, подходя к месту происшествия и со сна еще плохо соображая, что к чему.
– Кино-то уже давно кончилось, – продолжил Витек, щелкая пальцами перед глазами так и не выпавшей из ступора Александры.
Александра вздрогнула и непонимающим взглядом уставилась на Витька.
– С добрым утром, любимая, – сказал Витек. – Вы не поверите, люди, что здесь было.
– Ох, еоо… – протянул проснувшийся качок, наконец оценив раскинувшийся перед ним натюрморт. – Ох ты, ексель мать!
– Вот именно, – сказал Витек. – Как говорится, полный пэ. Тебя как звать?
– Ох ты, эпическая сила! Ох ты, мать их за ногу! – продолжал причитать качок, разведя руки в стороны и медленно вращаясь вокруг своей оси.
– Звать тебя как? – заорал Витек.
– А?!
Витек повторил щелчок пальцами.
– Слышь, братуха, имя у тебя есть? Или погоняло?
На знакомые слова качок наконец отреагировал.
– Ну это… Вася я. Эх ты, е… Да как же это…
– Ты погоди блажить, – прервал Витек вот-вот готовые вновь начаться причитания. – Короче, слушай. Дело было так. Как я понимаю, тот лох, – он кивнул на труп в свитере, – похоже, Афанасия ножом по шее два раза саданул. А шеф твой из последних сил его – из автомата. Мы тоже вот на выстрелы прибежали.
– А чо он так далеко? – ткнул пальцем в застреленного смышленый качок, окончательно пришедший в себя и от сна, и от увиденного. – Если он шефа пером пописал, он же рядом должен быть…
– Выстрелами отбросило, – терпеливо разъяснил Витек. – В тебя когда-нибудь из автомата очередью стреляли?
Качок отрицательно мотнул головой и истово перекрестился.
– Не дай боже!!!
– То-то, – сказал Витек. – Ну, что случилось – то случилось. Давай решать, куда трупы девать будем. Где вы их обычно закапываете?
– Мы редко закапываем, – прогудел качок. – Мы это… Если они больше ни на что не годятся… Проволокой пару блинов от штанги примотаем – и через шлюз прямо в озеро.
– Правильно, на что еще могут сгодиться трупы? – кивнул Витек. – Поди, в вашем озере на дне не на одну качалку железа набрать можно.
– Но это ж здесь так сразу нельзя, – продолжал задумчиво гудеть качок. – Братва ж разбор должна учинить. К тому же перо у того лоха больно на финку Афанасия похоже. А Афанасий…
– Слышь, ты! – включилась в разговор Александра, поднимая с пола «Узи» Афанасия и направляя его в живот качка. – Я те щас вместо твоей братвы разбор учиню. Легко и непринужденно. Хочешь узнать, на сколько отбрасывает?
Качок посмотрел на ствол автомата, потом на Александру, насупился и сказал:
– Не хочу.
– Ну, если не хочешь, – сказал Витек, – тогда давай их за руки-за ноги и понесли, куда у вас там положено. А, кстати, слушай, а как их отсюда выносить-то? Не через вестибюль же?
– Тут ход есть, – мрачно сказал качок. – Вон там кусок стены отодвигается. И коридор – прям к заводу выходит. А в лаборатории шлюз…
Александра метнула в качка рысий взгляд.
– С этого места поподробнее. Что ты там сказал про завод и лабораторию? – быстро спросила она…
* * *Я раны, как собака,Лизал, а не лечил,В госпиталях, однако,В большом почете был.Ходил в меня влюбленныйВесь слабый женский пол:– Эй ты, недостреленный,Давай-ка на укол…Высоцкий негромко хрипел в наушниках плеера, даренного напоследок директором ресторана «Место встречи» Артаваздом перед выпиской из больницы.
Макаренко лежал на казенной кровати, закрыв глаза. Открывать их не хотелось в принципе. Откроешь – и вот тебе, пожалуйста, до тошноты знакомый вид – оконная рама в трещинах облупившейся краски, кривые сучья дерева неопределенной породы за окном, крашенная казенной зеленой краской стена и белая, скрипучая дверь. Ну, раз посмотрел – ладно, пережил. Ну два. Ну десять, наконец, хрен бы с той стеной и тем деревом. Но более – удручает. На волю хочется. На улицу. Прогуляться, морозного воздуха полной грудью хватануть, в общагу, штангу с гантелями потаскать, вечерком – на любимый диван к телевизору. На работу, наконец, будь она неладна. Хоть какое-то разнообразие. Врач вот сказал, на следующей неделе выписка. А раньше? А раньше никак не могу. Если осложнение – тогда снова к нам и на значительно дольше. Спасибо, доктор, утешили… Ладно, не впервой, полежим еще в нирване, дай бог здоровья Артавазду за подарок, а то б совсем кранты от пейзажа в стиле «белая палата, крашеная дверь».
– Макаренко, – прорвался сквозь рык барда звонкий голос.
– Ась?
Макаренко вынул один наушник и приоткрыл левый глаз.
– Через десять минут в процедурный.
– Слушаю и повинуюсь, прекрасная госпожа.
«Госпожа» звонко рассмеялась, захлопнула дверь и зацокала каблучками дальше вдоль по коридору.
А вот еще один повод для размышлений, на этот раз приятный до невозможности. Сегодня Аленка дежурит. Бесконечно милое существо, обладательница бездонных серых глаз и… гхм… рвущегося из-под белого халата умопомрачительного бюста. Ребенок еще совсем, а вот поди ж ты… Сразу и лица не рассмотришь, взгляд сам сползает на притягательные выпуклости. Эх, где мои семнадцать лет! А то бы…
«А то бы что? В принципе, еще не дед. Тридцать два – не возраст. Хотя… И чего ты добился в свои тридцать два, гражданин старший следователь? Что мы имеем конкретно на сегодняшний день? Малогабаритная двушка в общежитии недалече от сто первого километра, спасибо, что хоть внутри, а не снаружи. Хотя, разницы особой нет. Зарплата в сто баксов с прозрачным хвостиком. Воровать не научился, типа, честь офицера и все такое. В провинции, конечно, девчонки попроще, чем в столице, но ведь им тоже нормально пожить хочется. По улицам и здесь „мерины” катаются, и, коли она не совсем крокодил, ей тоже хочется в тот „мерин”. И это понятно. Почему девчонкам мускулы нравятся?»
Он неосознанно напряг бицепс. Под тонким одеялом от плеча до локтя прокатился внушительный шар.
«Потому, что в пещерные времена, ежели самец был большой и мускулистый, значит, мог гарантированно и семью прокормить, и в рог двинуть любому лиходею, который ту семью обидеть попытается. И отложилось у тех девчонок на генетическом уровне: мускулы у мужика – это хорошо, это то, что надо. Так сказать, показатель социального статуса. А сейчас „мерин” показатель социального статуса. Самец на
