Мужчины обнялись, как старые друзья. Далее все присутствующие, включая меня, обменялись крепкими до хруста рукопожатиями. Горане сказал что-то своим спутникам, и те, кивнув нам, удалились. Затем он оценивающе оглядел меня.
Это был высокий и крупный от природы мужик, с широченными плечами и огромными руками. Смуглое скуластое лицо обрамляли чёрные вьющиеся волосы средней длины и тёмная с проседью борода. Нос его сохранил явные следы давних переломов, а бровь рассекал довольно глубокий шрам. Смотрел Горане вполне добродушно, но чувствовалось, что при других обстоятельствах этот взгляд может вселить ужас и панику.
Хозяин жестом пригласил садиться, сказав на грубом, но понятном русском, что «в ногах правды нет».
– Я Горан, позывной «Гора», – сообщил он. – Так и говори. Званий, фамилий мы тут не называем. Не нужно. Я и мои люди – сербы, будешь с нами разговаривать. А остальные по-русски – плохо.
– Сергей, – представился я в свою очередь.
Серб извлёк из кожаной планшетки кипу листов в пластиковом скоросшивателе и быстро пробежался по страницам.
– Романов Сергей? – спросил он, делая ударения на первые слоги.
Я кивнул. Потом подтвердил словами, вспомнив, что не у всех народов кивок означает согласие.
– Распишись, – пододвинул мне список и авторучку Горан, предварительно проставив сегодняшнюю дату.
Я пробежался глазами по документу и поставил автограф. Это был обычный список: ФИО, год рождения, прописка и прочее. Я стал привыкать, что мои личные данные используются без моего ведома как угодно.
Дальше Ерёменко разъяснил, как правильно вести себя на полигоне, как представляться патрулям, случить таковым попасться на пути. По каким вопросам и как обращаться к Горану, если сам инструктор вдруг окажется не доступен.
Затем Василий Иванович придвинулся ближе к сербу, и разговор между ними продолжился на пониженных тонах. Говорили они на смеси русского, сербского и английского языков и в обсуждении упоминали абсолютно неизвестные мне термины, фамилии и события. Информация явно не предназначалась для чужих ушей, и мне польстило, что всё происходило при мне. Правда, я мало что понял и уловил лишь общий смысл разговора. Ерёменко интересовался обстановкой, а Горан сообщил, что пока всё спокойно, но… А вот что «но», я так и не расшифровал.
Серб угостил нас прекрасным травяным чаем из своего термоса, мы тепло распрощались и отправились в обратный путь. Дело шло к обеду, и у полевых кухонь стало заметно оживление. Потянуло дымком. С полигона подтягивались резервисты.
Мы вернулись ко внедорожнику, и только сейчас я заметил чехлы на его номерных знаках. На мой праздный вопрос о цели использования чехлов инструктор ответил, что здесь многие так поступают, учитывая специфику деятельности. Например, сотрудники спецслужб, обучающие резервистов, закрывают номера по известным причинам, как иногда скрывают и собственные лица. Также на полигон заезжают чиновники, высокопоставленные военные, которые в силу неоднозначности происходящего не желают афишировать своё присутствие здесь. Ерёменко не подпадал ни под одну из категорий, но его служебный Mitsubishi был зарегистрирован в Иркутской области, и инструктор просто не хотел привлекать внимание необычным номером региона. «Конспирация – наше всё», – выдал он то ли в шутку, то ли всерьёз.
– Одного не пойму: что здесь делают сербы? – спросил я под шумок.
Инструктор не ответил сразу. И взял импровизированную паузу, пока мы садились в ощутимо прогревшийся даже в тени салон.
– Горан – это и есть ваш товарищ, который находится у верхушки проекта? – продолжил я. – Вы явно давно знакомы, возможно, работали или служили вместе, долгое время либо в сложных условиях? Но не возьму в толк, что иностранцы делают на территории российской части спецназа.
– В общем, ты всё правильно подметил, – Ерёменко завёл машину, – и я с тобой буду говорить начистоту. Только мотай на ус, под грифом «Для служебного пользования». Уяснил?
– Так точно, – отозвался я и уточнил: – А вам за разглашение ничего не будет?
– Какое разглашение, Романов, ты о чём? – усмехнулся инструктор. – Между сотрудниками нет никаких секретов, если того не требуют конкретные обстоятельства. А я, между прочим, ещё и чужую работу делаю: наполняю твою пустую голову.
Мы потихоньку попылили в сторону выезда с полигона. Навстречу проехала заметно потяжелевшая водовозка, очевидно, пополнив запасы питьевой воды.
– Что ты знаешь о ЧВК? – собрался с мыслями собеседник.
– Если вы о Частных Военных Компаниях, то я наслышан. Более того, предполагаю, что наш «Дип Корп» таковой и является. При том что в России подобные организации запрещены.
– «Дип Корп» не совсем ЧВК. Это скорее private security company – охранная компания, но не военная, – пояснил Ерёменко, – они не занимаются наступательными операциями и военным консалтингом как таковым. Они только охраняют и защищают. В России нет прямого запрета на ЧВК, есть отдельные статьи Уголовного кодекса, запрещающие наёмничество и создание незаконных вооружённых формирований. И если внутреннюю законодательную базу худо-бедно подтянули, то на международном уровне есть множество конвенций, которые ограничивают подобную деятельность.
– А как же американцы и британцы работают? – задал я наивный, в общем-то, вопрос.
– Да так и работают – что им устав ООН и какие-то там конвенции? Они ведь эти правила используют только в собственных интересах. Да и какая ООН? Все творят что хотят. Ты новости смотришь? Соберутся в Нью-Йорке, губами пошлёпают, а люди так и мрут, словно мухи, тысячами. Целые народы уничтожаются под корень. Что мы делаем, когда слышим в новостях про шестьдесят погибших в теракте на юге Ирака? Сочувствуем? Ужасаемся? Нет. Отпиваем пивка и переключаем канал. Вот поэтому если мы себя не защитим, то никто не защитит. Я не говорю о Вооружённых Силах РФ, я имею в виду тебя, себя, Горана.
– Так что, здесь формируется наша первая полноценная ЧВК? – предположил я.
– Не первая, уже не первая. Когда американцы и британцы стали активно применять ЧВК, то штат их резко раздулся, туда потянулись солдаты удачи со всего мира. И весьма ценились славяне – неприхотливые, жёсткие и опытные солдаты. После распада Союза и Восточного блока многие хорошие вояки остались не при делах, и немало их хорошо устроилось в тех коммерческих армиях. Потом, к середине двухтысячных, в США и Британию стали возвращаться парни из Ирака и Афганистана, им
