Басалай понял, что этого служаку так просто не пронять, и сдал назад.
— Извините, товарищ лейтенант, вырвалось.
— Это другое дело.
— Я могу пройти к товарищу?
— Вы не ответили на вопрос, господин Басалай.
«Ну и репей! Прицепился, не оторвешь», — подумал начальник охраны господина Огурцова и проговорил:
— Это мой товарищ, Сенько Анатолий Алексеевич. Мы ехали по делам в Муром. Надеюсь, вы не будете спрашивать, по каким именно.
— Дальше? — Лейтенант сохранял железное, раздражающее спокойствие и терпение.
— Захотели отлить, остановились, прошли в лесополосу. Толик в одну сторону, я в другую. Слышу вскрик. Я к нему. А у него пол-лица в крови. Оказывается, поскользнулся и ударился лицом о бревно, заросшее травой.
— Где это было?
Басалай готов был завыть. Время шло, а лейтенант, похоже, и не собирался заканчивать пудрить мозги. Наверное, он таким вот образом развлекался в этой глухомани.
— Не помню. Примерно километрах в пяти от поворота к селу.
Участковый кивнул и сказал:
— Да, там лесополоса старая, поваленных деревьев много. Ну что ж, вопросов лично к вам у меня пока нет. С приятелем вашим я еще поговорю, а сейчас можете пройти в медпункт. Вдруг фельдшеру помощь нужна? Она у нас женщина слабая, а товарищ ваш бугай еще тот. Я жду вас здесь.
Басалай поднялся на крыльцо, быстро зашел в кабинет.
Сенько сидел в кресле. Фельдшерица уже обработала рану и теперь зашивала ее.
Басалай присел на стульчик.
Голева, не поворачиваясь, сказала:
— Постороннего прошу выйти.
— А ты не оборзела? — сдерживая себя, спросил Басалай. — Или не видишь, кто здесь?
— Вижу. Но я вам больше не нужна, как и вы мне.
— Не понял?
— Надоели вы мне. Продаю дом. Но за восемьсот тысяч рублей. Если вас цена устраивает, то я завтра же подпишу акт купли-продажи.
— Почему не сейчас? У меня есть деньги. Восемьсот тысяч я тебе, конечно, не дам, а пятьсот пожалуйста.
— Во-семь-сот! — проговорила Голева, накладывая пластырь на зашитую рану Сенько. — И ни копейки меньше.
— Ладно. Все одно деньги не мои. Но почему завтра?
— Я не думала, что вы заявитесь сюда, и доверила продажу Егору Кузьмичу Марину. У него все документы. Завтра я здесь передам ему генеральную доверенность. Сделаю это до десяти часов. Так что, разговаривайте с ним, а я позвоню ему и скажу, чтобы продавал дом. Вот счет, на который следует перевести деньги.
— Значит, не хочешь с нами встречаться?
— Не хочу.
Басалай усмехнулся и заявил:
— А чего ж ты тогда репу Толику обрабатывала? Послала бы его нахрен, и так зажило бы.
— Это моя работа. Я обязана помогать даже таким личностям, как вы.
— Звони Кузьмичу, а мы послушаем, что ты ему скажешь.
Фельдшерица взяла телефон, новый, недавно купленный, набрала номер.
— Егор Кузьмич? Здравствуйте, это Вера… узнали, хорошо. У меня тут эти, ну вы поняли… я дала им счет, завтра в 9 утра получу генеральную доверенность по дому и участку, в банке открою счет. Заезжайте, пожалуйста, часиков в десять за документами. И подпишите вместо меня акт купли-продажи, когда получите подтверждение перевода денег на счет. Оно придет по телефону в виде сообщения… хорошо… да, конечно, все отдам… Не думаю, что они настолько глупы, чтобы силой брать то, что можно купить. Тем более я под защитой участкового. Он в курсе дела и обещал быть рядом. Вы знаете, что я не могу больше видеть их поганые рожи.
— Эй, ты, стерва, за базар ответить придется, — заявил Сенько.
Басалай тут же толкнул его в бок, не мешай, мол.
Голева заканчивала разговор:
— Они заплатят, Егор Кузьмич, не беспокойтесь. Я буду постоянно звонить вам. Если что, участковый поднимет полицию. Да… спасибо… жаль, конечно, но здоровье и жизнь дороже… до свидания. — Женщина отключила телефон и сказала: — Ну вот и все. Приезжайте завтра к Кузьмичу, у него все документы, а ваш начальник, пусть переводит деньги. Эта процедура не займет много времени. Как вся сумма поступит на мой счет, Кузьмич подпишет акт купли-продажи и своего участка, и моего по генеральной доверенности. Не забудьте бумаги взять.
Басалай внимательно посмотрел на Голеву и заявил:
— Поучи еще! Что-то быстро вы с Кузьмичом решили продать дома. То стояли стеной, а то раз и забирайте.
— Ну, во-первых, не забирайте, а покупайте. Это большая разница. Во-вторых, вы же не отстанете и угрозы свои приведете в исполнение. Вам очень нужна наша земля. Вернее тому типу, который стоит за вами и не остановится ни перед чем. Я не хочу умирать за участок земли и старую хату. Кузьмич тоже. Но и переселяться в ваши бараки мы не будем, об этом даже не заикайтесь. В общем, рожа зашита, вопрос с землей решен. Мне очень хотелось бы больше никогда не видеть вас.
Сенько ухмыльнулся и выдал:
— А это еще не факт.
Басалай опять толкнул его и сказал:
— Едем к Кузьмичу, проверим все документы. — Он повернулся к Голевой. — Но если ты решила поиграть с нами, то я тебе не завидую.
— Да оставьте вы меня в покое.
— Оставим, если все срастется как надо. Пошли, контуженый.
— Чего это контуженый-то?
— А того. Удары о деревья да еще и с размаху даром не проходят.
— Да пошел ты!
— Ты что-то сказал?
— Я сказал, поехали отсюда.
Они вышли из медпункта. Участковый по-прежнему находился на посту.
Он посмотрел на Сенько и проговорил:
— Эка угораздило вас! Прошу предъявить документы.
— Командир, голова раскалывается.
— Смотреть под ноги надо. Как и где вы получили травму?
Бандиты, естественно договорились на этот счет, и Сенько выдал версию, ничем не отличающуюся от той, которую раньше озвучил Басалай.
— А если бы шею сломали?
