– Машиной сами управляете?
– Нет, у меня водитель есть. Так по штату полагается.
На крыльце Никиту поджидал Квашнин. Он переминался, как-то настороженно поглядывал по сторонам.
– Вам есть что сказать?… Простите, не знаю вашего имени-отчества?
– Павел Юрьевич. Просто хочу поделиться с вами некоторыми наблюдениями, товарищ майор. – Квашнин понизил голос, когда мимо, поочередно отдавая честь, пробежали трое дневальных. – Какое-то двоякое впечатление вызывает у меня товарищ Микульчик Василий Миронович. Не сочтите за крамолу, как-никак первое лицо в городе от нашей родной коммунистической партии. Но должен сказать, что он ведет себя несколько странно. С одной стороны, весь такой активный, устраивает собрания, призывает людей трудиться, проявлять сознательность и гражданскую ответственность, принимает ходоков и так далее. Но я не могу избавиться от впечатления, что Василию Мироновичу глубоко безразлично все, что он делает. Я пару раз встречался с ним, наблюдал за его работой. Как он общается с подчиненными у себя на Троицкой, какой скандал устроил в средней школе. В госпитале пытается подкатить к начальнице медчасти, довольно миловидной женщине. Я слышал, что он не дурак приложиться к бутылочке и каждый вечер занимается этим делом. Я не хочу наговаривать на этого человека, он может оказаться достойным советским гражданином, но, знаете ли… Василий Миронович не был в армии, не воевал в партизанских отрядах. Его перевели к нам из заштатного уральского городка. Вам решать, но, по-моему, стоит обратить внимание на этого человека.
– Он пользуется служебным транспортом?
– Да, все видели его за рулем нового «ГАЗ-67».
– Спасибо, капитан, мы учтем ваши наблюдения. Что-то еще?
– Да, это не все. – Квашнин снова замялся. – Еще раз могу ошибаться, но советую обратить внимание на капитана Ольховского.
– Вот как? – Никита поднял брови. – Я считал, что он ваш товарищ.
– Да, безусловно. Насколько может быть товарищем человек, которого знаешь четыре дня. У Ольховского отсутствует личное дело, и это мне сразу показалось подозрительным. Есть приказ из штаба армии о переводе в нашу часть. У него в порядке документы, продуктовая и вещевая книжки. Но личное дело мы пока не получили. Оно могло затеряться, его в неразберихе могли отправить по неверному адресу. Дай бог, чтобы пришло. Тогда все выяснится.
– Только у него отсутствует личное дело?
– Нет, их привозят нарочные особых отделов. В специальной картотеке остаются копии на случай утери оригинала. На несколько человек из пополнения дела также задерживаются.
– Может, стоит подождать, Павел Юрьевич, не обвинять человека раньше времени? Ольховский нерадиво выполняет свои обязанности?
– Я бы не сказал. В принципе, он дело знает. Ему удалось отыскать немецкие карты, датированные началом текущего года, где отмечены все минные поля. Если дело срочное, его возит водитель Михаила Егоровича. Самостоятельно Ольховский машину не водит. Мне еще один случай показался странным. Вчера он ушел из расположения в семь часов вечера. Капитан снимает комнату в доме, расположенном в Бронном переулке. Очень странно, но в девятом часу вечера, когда уже стемнело, я видел его совсем в другой части города, в Тракторном переулке, что недалеко от механических мастерских. Он входил в дом под номером четыре, поднимался на крыльцо, как-то опасливо озирался. Я отступил за куст за оградой, и Ольховский меня не заметил. Не хочу ничего сказать, в неслужебное время каждый волен бывать там, где ему вздумается, однако в свете последних событий…
– Три уточняющих вопроса, Павел Юрьевич, – перебил его Попович. – Что вы сами делали в Тракторном переулке?
– Живу я там, – не растерялся Квашнин. – Задержался в штабе, возвращался пешком на съемную квартиру. Это в южной части переулка, дом тридцать четыре. Можете проверить, там прописана Неделина Марья Архиповна. Женщине шестьдесят два года, ей в сорок первом осколком оторвало ступню. Ольховский входил на участок под номером четыре.
– Он был в форме?
– Кажется, да. Определенно в форме.
– Вы сказали, уже стемнело. При этом безошибочно узнали человека на расстоянии. Полагаю, оно было немаленькое, если он не видел вас.
– Звучит, наверное, нелепо, – согласился помощник начальника штаба. – Но я уверен, что это был Ольховский. Вышла луна, он стоял в профиль. Вы считаете, товарищ майор, что я не узнаю человека, с которым работаю бок о бок в течение четырех суток?
– Хорошо, Павел Юрьевич. Все, что вы сказали, мы обязательно проверим. Не надо никому болтать о том, что вы знаете, уяснили? Честь имею. – Майор козырнул.
Когда Никита выехал на Замковую улицу, было четыре часа пополудни. Сбежались тучи, плыли на запад упитанными дирижаблями.
Капитан Ольховский размашисто шагал по правой обочине, заменяющей тротуар. Попович сбросил скорость, подъехал к нему. Тот был погружен в себя, ничего не замечал.
– Покидаете расположение части, товарищ капитан? – поинтересовался Никита.
Ольховский резко повернул голову, остановился. Рядом с ним находился вырез в правом борту «газика», заменяющий дверь.
– Покидаю, товарищ майор.
– На отдых направляетесь, на съемную квартиру? Давайте подвезу. Вас куда доставить, в Бронный переулок или в Тракторный?
Капитан удивленно поднял брови. Попович пристально наблюдал за его лицом. Агент сейчас выдал бы себя мимолетной паникой, легким беспокойством или чем-то еще. Но на скуластом лице Ольховского запечатлелась только досада. Мол, лезешь в мои личные дела.
– Поясните, товарищ майор. – Голос его тоже не дрогнул.
– Вас видели вечером в Тракторном переулке. Вы входили в строение под номером четыре. Хотя живете в Бронном.
– И что с того?
– В этом нет ничего необычного?
– Думаю, нет. – Капитан помешкал, покачал головой.
– Тогда садитесь. Довезу туда, куда скажете, если объяснитесь. Мне, собственно, плевать, где шатаются офицеры штаба в свободное от службы время, но лучше все же разобраться.
Ольховский придержал планшет, болтающийся на портупее, опустился на пассажирское сиденье. Никита внимательно смотрел ему в глаза и не спешил продолжать движение.
– Игорь Николаевич, если не ошибаюсь?
– А вы Никита Андреевич? – Ольховский смотрел на него угрюмо, но в целом вполне спокойно. – Я
