Никита перекатился через дорогу и бил им вслед по тем местам, где тряслись ветки. Потом распластался в траве, вытянув руку с пистолетом. Даша тоже прекратила стрелять.
«Кто напал на нас? – размышлял Никита. – Случайность, мимо шли, машина понадобилась? Бродячие полицаи, прорывающиеся к своим? Или горячий привет от Вальтера? Нет, это вряд ли. Ребятам явно не хватило профессионализма».
Он напряженно вслушивался, раскладывал по полочкам звуки тишины. Противник ушел, назад не вернется, нечем ему воевать.
Майор облегченно перевел дыхание, добежал до кустов, откуда супостаты вели огонь. Примятая трава, гильзы от патронов, больше ничего – ни окурков, ни фантиков от конфет. Следы сапог в местах, свободных от растительности. Брызги крови на пожелтевших лопухах. Даша кого-то зацепила. Ранение не смертельное и вряд ли достаточно серьезное, но все равно приятно.
Он побрел назад, меся раскисшую колею. «Газик» стоял, накренившись в кювете, двигатель работал. Непоправимых увечий стрельба машине не причинила.
Даша лежала в грязи под левым колесом, которое весьма причудливо висело в воздухе. На Никиту смотрели огромные от страха глаза.
Он невольно усмехнулся. Страх продлевает жизнь? Она потеряла пилотку, приняла грязевую ванну, словно намеренно себя замаскировала.
– Ну вы даете, Дарья Алексеевна! – Попович отобрал у нее автомат, помог подняться.
Ее всю трясло, зубы стучали от страха.
– Вы молодец, Дарья Алексеевна, – признал Никита. – Я пошел бы с вами в разведку.
– Я не хочу в разведку, – выдавила женщина.
Попович нервно засмеялся, отстегнул диск, убедился в том, что там еще оставалось немного патронов. Он забросил автомат за плечо.
– Вы мне сапогом по лицу ударили, – заявила женщина и шмыгнула носом. – Теперь болеть будет.
– Не видно ничего.
– Потому что я грязная.
– Почему вы так поступили, Дарья Алексеевна? – Он чувствовал какое-то глупое смущение.
Ей ничто не мешало направить оружие против него, а потом убраться в лес вместе с неопознанными стрелками.
– Не знаю, Никита Андреевич, нечаянно получилось. – Она растерянно развела руками.
– Вы даже кого-то краем зацепили, легкое ранение.
– Простите, плохо целилась. Вы здоровы, Никита Андреевич? – Даша пристально на него посмотрела.
Его еще покачивало, в ушах надрывались колокола.
– Не здоров, а годен, – отшутился он. – Ладно, все нормально. Объявляю вам благодарность, товарищ бывший старший лейтенант. Давайте вытаскивать наше несчастье из кювета.
– А что это было, Никита Андреевич? – Она не отходила от него, вставала на цыпочки, вытягивала шею.
– Может, вы мне объясните?
– Нет. – Она помотала головой. – Пытать будете, не объясню.
– Вы разглядели, кто они такие? Стреляли из наших автоматов.
– Я тоже не понимаю. Туман перед глазами. Перепугалась. Тут автомат ваш прилетает. Я хватаюсь за него как за соломинку. Они не в форме были, какие-то фуфайки, куртки. Как партизаны, право слово. Лиц не заметила.
Им надо было срочно убираться отсюда, пока судьба давала передышку. Он посадил женщину за руль, приказал включить заднюю передачу. Сам раскачивал машину, обливаясь потом, толкал ее на дорогу. Даша и с этой задачей справилась. Вскоре «газик» рычал на проезжей части, готовый продолжать путешествие.
Даша предложила ему вести машину, слишком уж неважно он выглядел. Но такого Никита ей не мог позволить.
Чуть позднее обнаружилось, что у чуда отечественного автопрома отваливается бампер. Они привязали его веревкой, потом дважды застревали в разливах грязи. Какая же это пытка: ругаться без использования ненормативной лексики!
Когда Никита и Даша приехали в Калинки, был шестой час вечера. Куда пропал этот день? Часовой на въезде в военный городок пялился на них с изумлением. Откуда эти красавцы вылезли? Но за шлагбаум пропустил.
Попович остановил машину у гауптвахты. Начальник караула, подтянутый лейтенант в лихо заломленной пилотке, стоял у крыльца и беседовал с капитаном Гуревичем. Они прервали разговор, выбросили в клумбу папиросы и уставились на прибывшую парочку с таким же неподдельным изумлением.
– Дарья Алексеевна, ведите себя немного принужденно, – буркнул Попович. – Вы же как-никак арестованы.
– Хорошо, – прошептала женщина. – Я буду изображать парижскую коммунарку у расстрельной стены.
Она умылась в ручье, привела в порядок голову, намного чище не стала, но красивые глаза продолжали возбужденно искрить. Они направились к караулке. Даша скромно держалась сзади.
Недавние курильщики сделали пресные физиономии и вразнобой отдали честь.
– Приветствую, товарищи офицеры. – Никита показал начкару служебное удостоверение.
Тот сглотнул, зачем-то еще раз отдал честь и назвался.
– Начальник караула лейтенант Рябинин.
– Пропусти на гауптвахту, лейтенант. Служебная необходимость.
– Конечно, товарищ майор. – Никите показалось, что он собрался козырнуть в третий раз. – Мы сейчас все откроем, вас пропустят.
– Всеволод Викторович! – Никита повернулся к капитану Гуревичу. – Давно не виделись. Как жизнь молодая? Служба продолжается? Процесс формирования комендантской роты проходит гладко? Вы какой-то надутый, словно вас обидели. Все в порядке?
– Да, спасибо, товарищ майор, – сказал Гуревич и как-то смутился. – Можно вас на пару слов? – Он исподлобья посмотрел на женщину, выглядывающую из-за плеча Поповича.
– Да, конечно. Вас снова что-то беспокоит, Всеволод Викторович? Прошлое следователя не дает покоя? Или дедуктивным методом вышли на след вражеского агента?
– Я не знаю, что такое дедуктивный метод, – проворчал Гуревич, выразительно глянул на начкара, и тот начал плавно удаляться. – Но я в курсе, что происходило прошлым вечером. – Он вновь уставился на Дашу, теперь уже не мигая. – Насколько я знаю, бывшая начальница медслужбы Меркушина арестована. Ей предъявлены обвинения в сотрудничестве с фашистами. Это так, товарищ майор?
– Это так, товарищ капитан, – подтвердил Никита. – Вас что-то не устраивает?
– Она не похожа на арестованную, – подметил Гуревич. – Свободно ходит рядом с вами. Где конвой?
– Вы серьезно, Всеволод Викторович? – удивился Никита. – То есть, по-вашему, целый майор контрразведки не тянет на конвой? От него легко сбежать?
– Нет, вы неправильно меня поняли. – Гуревич заметно стушевался. – Арестованные предатели Родины во время следствия должны сидеть за решеткой, а потом отправляться к стенке либо в места лишения свободы. Они не могут разгуливать в форме, со свободными руками, без конвоя из специально выделенных красноармейцев.
Попович прищурился
