Партизаны сообразили, что к чему. Шендрик ударил полицая по горлу ребром ладони, и тот подавился, прекратил сопротивление.
Чернуля присел на корточки перед поверженным молодчиком, смотрел на него с какой-то смутной задумчивостью. Шендрик зевнул. Белоусов схватил за шиворот побагровевшего красавчика, подтащил ближе и бросил.
Полицаи приходили в себя, с ужасом таращились на партизан.
– Кто это, господин офицер? – убитым голосом просипел красавчик. – Что происходит?
– Все идет по плану, господа, – любезно объяснил Вадим. – Сначала трусость, предательство, служба новым хозяевам, потом расплата, смерть, сырая земля.
Сколько раз он наблюдал подобную картину! Никакого самоуважения, чувства собственного достоинства. Очень редкие экземпляры в подобных ситуациях вели себя хладнокровно. Полицаи ползали в ногах, просили сжалиться. Мол, их заставили.
Выслушивать эти стенания не было ни сил, ни времени. Вадим вынул пистолет, приказал смертникам подняться, раздеться, снять обувь. Они повиновались, давясь слезами, упрашивали проявить гуманность. У них ведь дети, жены, старенькие мамы.
Партизаны тактично помалкивали. Они тоже этого давно наслушались. Даже Чернуля, всегда непредсказуемый, взрывной и опасный, сегодня был сама скромность. Наверное, получил соответствующее напутствие от Сазонова.
Физиономия рыжего типа превратилась в отекший синяк. Он что-то бубнил, с губ сочилась слюна. Красавчик шатался, держался за горло, багровел от натуги. Физиономия Крячко превратилась в сморщенную сливу. Они разделись, свалили под ноги обмундирование. Стояли в исподнем, жалкие, ничтожные.
Вадим выразительно глянул на Белоусова. Дескать, теперь можно. Он отвернулся, с сожалением глянул на сломанную сигарету в обожженной руке.
За его спиной хрипели люди, давились кровью. Тяжело дышали партизаны, работавшие ножами. Вадим не находил ничего привлекательного в умерщвлении людей, даже такой мрази. Его бы воля, просто перестрелял бы. Но шуметь нельзя.
Он выждал минуту, повернулся. Все уже кончилось. Крячко еще подрагивал, сгибались и разгибались пальцы на руках. Остальные отмучились.
– Капут, – со вздохом резюмировал Шендрик, поднимаясь с колен. – Испили, мать их, свою чашу.
Сиротин терпеливо ждал, пока партизаны оттащат тела в лощину, найдут в багажнике мотоцикла канистру с водой, отмоются. Парни время даром не теряли, скидывали свои тряпки, облачались в полицейские наряды.
– Фашистским потом воняет, братцы, – жалобно простонал Чернуля. – Не могу выносить. За что нам такая каторга? Да еще после мертвецов донашивать!
– Чернуля, не свисти, – заявил Шендрик, натягивая кепи Крячко. – Мы с живых еще снимали. Все нормально. Ты свои шмотки нюхал? От них такой духан – любой фашист от удушья сдохнет!
Ухмыляясь, беззлобно переругиваясь, они приводили себя в порядок.
– Свои вещички в люльку суньте! – приказал Вадим. – Не собираетесь же вы в этом до скончания веков ходить. Так, все готовы? Строиться, господа полицейские!
Они стояли перед ним, брезгливо воротили носы, но в принципе вид имели довольный и не очень отталкивающий. Он полагал, что будет хуже.
– Все по плану, товарищ капитан? – спросил Белоусов.
Штаны рыжего оказались ему коротки, не закрывали волосатые щиколотки.
– Да, выждите несколько минут, потом на мотоцикл – и вперед, город патрулировать, выполнять служебные обязанности. Да физиономии свои партизанские козырьками прикрывайте, когда с коллегами пересекаться будете. Сверим часы. Сейчас двенадцать двадцать девять. В четырнадцать часов вы обязаны быть по указанному адресу и начать действовать. Ровно в два! Продумайте тактику. И чтобы выжили! В виде трупов вы мне не нужны. Мертвых буду квалифицировать как дезертировавших с поля боя в самый ответственный момент. Удачи вам, парни! Старайтесь не мозолить глаза здешним полицаям. В этом городе все друг друга знают.
Он шел по Парковой улице, строго смотрел по сторонам. Опрятный офицер, идущий в одиночестве по городу, – явление не частое, но нисколько не подозрительное. Вадим прошагал мимо калитки, за которой проживали некие Татьяна с Гаврилой. Во дворе было тихо, оттуда никто не выглядывал.
«Интересно, долго ли простоят во дворе мешки с продуктами, прежде чем супруги понесут их обратно в свои закрома? Не побегут ли они докладывать про пропажу полицаев?» – подумал Сиротин.
Навстречу ему прошел бородатый мужик с тележкой, набитой пустыми бидонами. Он заранее втянул голову в плечи, любезно поздоровался. Вадим снисходительно кивнул. Два солдата вермахта отдали честь. Он небрежно махнул ладонью.
Ближе к центру прохожие стали попадаться чаще. Подрастали здания. Потянулись вполне приличные особняки с архитектурными украшениями. Им остро требовался ремонт, но не до жиру. Целые остались, и то хорошо.
За раскрытыми воротами работал автомобильный генератор. На крыльце толпились немецкие солдаты, непринужденно болтали. В следующем особняке тоже располагалось немецкое учреждение. В третьем по счету работали гражданские. Из открытой форточки доносился стук печатной машинки, на крыльце курили, надувая щеки, снулые личности в потертых костюмах.
На перекрестке за мешками с песком притаилось пулеметное гнездо. Рослый шарфюрер с повязкой на руке проверил документы Вадима. Тот понял, что в городе помимо прочих дислоцировались и части СС. Высокомерие эсэсовцев по отношению к солдатам и офицерам вермахта было общеизвестно.
Шарфюрер полистал документы и вежливо осведомился, в какой части служит гауптман Мориц.
– В абвере, – ответил Вадим. – Прибыл в служебную командировку из Севастополя. Что-то не в порядке, шарфюрер?
Эсэсовец поспешил отдать ему документы и отвернулся. Неприязнь структур СД и СС к армейской разведке тоже ни для кого не являлась секретом.
По дороге в сторону центра протарахтел мотоцикл со знакомыми лицами. Шендрик в люльке усердно прятал ухмылку. Белоусов рулил экипажем. Подбоченился Чернуля за его спиной, поглядывал гордым орлом.
«Службу тащат, – подумал Вадим. – Лишь бы не выдали себя, не прокололись».
Далее дорога расширилась. Тротуары теперь были вымощены плиткой, от проезжей части их отделяли вычурные чугунные ограды. Начинался сквер с эвкалиптами и ливанскими кедрами. Заметных разрушений здесь не было, но парковая зона выглядела запущенной. Кусты не пострижены, дорожки от мусора и прошлогодней листвы не очищены. В парке гуляли люди, в основном в форме.
На лавочке у входа в сквер сидели немецкий офицер и молодая
