Из своей палаты вышел Рябинин, увидел все это безобразие и заявил:
— Эй, народ, вы чего это? Что за дела? Кто тебя ударил, командир? Этот сириец? — Старший лейтенант быком попер на медбрата.
— Отставить, Рома! — заявил Иволгин. — Ступай в палату. Мы здесь сами разберемся.
— Вообще-то, я в туалет шел.
— Вот и иди сперва туда, а потом в палату.
Рябинин прошел мимо них, с нескрываемой угрозой глядя на сирийца.
— Вы прямо как дети малые! — воскликнула Русанова, взглянула на Иволгина и спросила: — Как ты можешь подозревать в таких грехах человека, которого совершенно не знаешь?
— И не знал бы до самого конца жизни.
— Не его вина, что он не понимает по-русски и исполняет должностные инструкции. Парень просто обязан это делать.
— Мог бы держаться как-нибудь подружелюбней. А то мычит что-то, смотрит высокомерно, насмешливо. Мол, видали мы вас в одном месте, в том самом, куда Рябинин сейчас пошел.
— Не говори глупостей, капитан.
— Вот как? Да, конечно, этот медбрат глупостей не говорит, и вообще он чуть не святой. А русский капитан только и может, что чушь всякую нести. Но этот солдат еще ответит за то, что по-хамски вел себя с офицером.
Тут как раз из похода вернулся Рябинин и спросил:
— Никак не угомонитесь?
— Да ну их к черту, Рома. Пойдем в палату.
— Пойдем.
— А мое разрешение не требуется? — спросила Русанова.
— На что? — с усмешкой осведомился капитан.
— На посещение больного.
— Нет. Не требуется.
Офицеры зашли в палату.
У Иволгина было очень погано на душе.
«И чего, спрашивается, я сорвался? — раздумывал он. — Не понимает по-русски этот медбрат, не принято у них строго блюсти субординацию, или же парень еще не обучен этому. Надо было спросить у него про доктора Ольгу, да и все. Он наверняка сообразил бы. А теперь?.. Я и ей наговорил неприятностей».
Рябинин посмотрел на командира и спросил:
— О чем задумался, Стас?
Иволгин тряхнул головой и проговорил:
— Да ни о чем. Значит, завтра на рассвете, а точнее в пять сорок пять, мы начинаем марш к Байару. Идем тремя танками. Уж не знаю, чем смогут помочь наши машины командиру дивизии, когда у него там задействован целый танковый полк. Наверное, он какую-нибудь пакость придумал духам. Для этого требуется ударное подразделение, которое до сих пор не было применено. А может, все по-другому. Гадать бесполезно, завтра все узнаем.
— А я думаю, что сирийцы решили прорвать оборону игиловцев на каком-то узком участке и занять плацдарм. Для этого и нужен ударный танковый взвод.
— А целая сирийская дивизия, неплохо по тутошним меркам оснащенная техникой, не могла прорвать оборону и захватить плацдарм? Но сказал, не будем об этом.
— Ты не в настроении, Стас!
— А кто в настроении? Ты, Леня Быков, Ивасюк? Хрень какая-то творится вокруг. Не знаю, куда эта карусель вынесет. Ты выздоравливай, Рома, а лучше подольше полежи в медпункте.
— Нет, не смогу! Ты ведь заберешь меня в первый экипаж, командир?
— Конечно. Вопрос лишь в том, когда это произойдет. Но заберу обязательно. Тебе ребята фрукты должны принести. Быков будет проведывать. А я пошел, сегодня надо пораньше лечь спать.
— Удачи вам, командир. Берегите себя там.
— Обязательно, Рома. Бывай!
Офицеры пожали друг другу руки, и Иволгин вышел из палаты.
Медбрат так и сидел у стола. При виде капитана он поднялся, отдал честь.
Иволгин хмыкнул. Мол, вот это совсем другое дело. Он козырнул в ответ. У него возникло такое ощущение, что никакого скандала и в помине не было.
Станислав вышел на улицу и услышал голос Русановой:
— Капитан!
Иволгин едва не споткнулся от неожиданности, обернулся.
— Ты?..
— Как видишь, я ждала тебя.
Капитан прошел к беседке, встал у входа и сказал:
— Если ты о вашем медбрате, то не волнуйся. Не в моих привычках докладывать командованию о всяких мелочах.
— Я даже не думала об этом.
— Тогда почему ждала?
— Вы завтра уезжаете к Байару?
Иволгин выдавил из себя улыбку и заявил:
— Правильнее сказать, убываем в распоряжение командира дивизии.
— Это очень опасно, Станислав.
— В наших отношениях наметился прогресс? Ты назвала меня по имени. Надо запомнить этот день.
— Не ерничай, пожалуйста. Ваша командировка действительно опасна. Извини, но я просто должна сказать тебе, что у штаба слышала разговор советника Петренского с заместителем комбата по вооружению. Так майор заявил, что ваш взвод — это подразделение смертников. Я не подслушивала, просто майор говорил громко. О чем шла речь дальше, не знаю, мимо прошла. Но это вот слово «смертники» меня прямо по сердцу резануло. Ты-то хоть знаешь, что вам предстоит делать у Байара?
Иволгин зашел в беседку, присел на скамью и ответил:
— Нет. Задача будет определена в штабе дивизии. А насчет майора я тебе вот что скажу. Ты не слушай его, Ольга, гони от себя. Чем дальше, тем лучше. Будет нужна помощь, не стесняйтесь, обращайся к капитану Быкову. Он все решит.
— Я и сама в состоянии снять проблемы.
— Не хорохорься. Я вижу, что этот Петренский еще тот подонок. Он способен на все.
— Повторяю, Станислав, я в состоянии защитить себя.
— Хорошо.
— Меня тревожит другое. Ты не знаешь, что вас ждет у Байара. Командир батальона тоже не в курсе, иначе он поставил бы тебя в известность. Он тут всем как отец родной, в то же время бесстрашный воин. Начальник штаба капитан Кальма тоже порядочный человек. Я имела возможность убедиться в этом. Все они ничего не ведают, а военный советник рассказывает всякие ужасы о вашем задании капитану Тари.
Иволгин улыбнулся и спросил:
— Ты считаешь, что майор Петренский мог продаться игиловцам и вместе с заместителем по вооружению работать на них?
— А разве
