— Так, значит, танкисты живы? — спросил Маси.
— По данным перебежчика, Икрам аль-Наби приказал аль-Зару уничтожить из засады наше подразделение, отправленное на южный берег, и захватить танк с российским экипажем. Тогда русским танкистам удалось отбиться от боевиков, но аль-Зар получил информацию о том, куда был направлен «Т-90» для ожидания взвода прикрытия. Он знал все об этом подразделении. Еще перебежчик сообщил, что на помощь остаткам банды аль-Зара аль-Наби выслал свой, так сказать, спецназ. Это двадцать отборных боевиков во главе с неким Рагибом Кабаром, он же Дервиш. Этот тип должен был взять на себя руководство захвата танка с экипажем. Судя по всему, ему удалось это сделать.
— А перебежчик не сообщил, куда этот шакал Кабар должен был доставить танк и экипаж? — спросил генерал.
— Нет. Этого он не знает. Но боевики скрылись очень уж быстро. А ведь им надо было не только самим уйти, но и перемещать танк, маскировать его, прятать пикапы. Это означает, что банда находится где-то в пятидесяти километрах от деревни Харта, никак не больше. Она укрывается в населенном пункте. Таковых в районе совсем немного.
— Но хоть живы, — проговорил Маси. — Представляю, что будет, когда второй экипаж узнает о предательстве военного советника. Арестованных надежно закрыли?
— Да, здесь, прямо в штабе, в подвале, под охраной взвода комендантской роты.
— Я должен доложить обо всем полковнику Веденко, — сказал Соколовский.
— Погоди, Георгий Викторович. Я говорил, что на месте стоянки танка в Харте обнаружены трупы женщины и двух детей?
— Нет, — ответил Соколовский. — А что это за семья?
— Видимо, заложники, Кабар мог использовать их для исполнения своего замысла.
Соколовский кивнул и сказал:
— Да, наши не стали бы прорываться, если бандиты выставили бы заложников перед танком. Они подорвали бы себя и машину, но не сделали этого. Это значит, что на момент захвата члены экипажа находились вне танка и не успели занять места внутри. Господи, почему этот перебежчик не появился раньше? Как мог Петренский?.. Я лично пристрелю эту сволочь!
Ибани покачал головой и заявил:
— Никого стрелять вы не будете, Георгий Викторович. Естественно, с военным советником наш следователь не работает. Майор будет передан вашим уполномоченным. А наших предателей ждет суд военного трибунала и расстрел.
Генерал посмотрел на контрразведчика и подтвердил:
— Да, расстрел. — Он чуть помолчал и добавил: — А может, нам не стоит торопиться со следствием и передачей дела в трибунал?
— Что вы имеете в виду, господин генерал? — спросил Ибани.
— Кто знает об аресте предателей?
— Мы, присутствующие здесь, естественно, следователь, еще офицеры и солдаты комендантской роты. Они брали предателей, а сейчас охраняют их.
— Я вот о чем подумал, Набих. Не использовать ли нам предателей для выяснения места укрытия танка и экипажа, вообще для дезинформации противника?
— Понял. Но это уже не моя работа.
— Но ты не против?
— Нет, конечно, если вы считаете, что это пойдет нам на пользу.
— Гарантии нет, но попробовать можно. Следователь не упрется?
— Я его не знаю. Вы сами можете выйти на командира корпуса. Он решит все вопросы.
Биджани поднял трубку проводного телефона и приказал:
— Дежурный, срочно ко мне начальника разведки!
— Он на передовой, — ответил тот.
— Отозвать немедленно! Где начальник штаба?
— Тоже на передовой. Отозвать и его?
— Нет. Мне пока нужен начальник разведки. Выполнять! — Генерал положил трубку.
Соколовский поднялся и проговорил:
— Я с вашего позволения пройду к себе, доложу о происшествии на базу. А затем спущусь в подвал, посмотрю в глаза Петренскому.
— Что ты хочешь в них увидеть? Животный страх перед возмездием? Или доллары, которые свели его с ума?
— Я хочу просто посмотреть ему в глаза.
— Хорошо, но оружие сдать конвою. Обязательно! Без глупостей, Георгий Викторович.
— Конечно, господин генерал.
Несмотря на все принятые меры, засекретить арест предателей не удалось. Из узла связи просочилась информация о захвате российского экипажа.
Капитан Быков узнал об этом и тут же побежал к комбату, но тот был вызван в штаб соединения. Тогда Быков направился к военному советнику майору Петренскому и стал невольным свидетелем его ареста. Он пытался узнать, что произошло, но сирийский следователь отказался что-либо объяснять и приказал увести Петренского.
Тогда Быков не связал арест советника с исчезновением товарищей. Правда выплыла чуть позднее, когда к штабу прибыл специальный взвод старшего лейтенанта Янира. Он в суете не был предупрежден о засекречивании данных по событиям на южном берегу и в деревне Харта, рассказал все Быкову.
Капитан понял, что экипаж Иволгина был слит отсюда, из штаба, и пошел к Соколовскому. В это время тот говорил с заместителем главного военного советника подполковником Веденко. Быков подошел к двери и услышал доклад о предательстве Петренского.
Быков не смог сдержать себя, без стука ворвался в кабинет Соколовского и едва ли не выкрикнул:
— Что вы передали на базу, товарищ подполковник? Нас предал Петренский?
— А ты что здесь делаешь, капитан? — резко спросил Соколовский.
— Я задал вопрос, товарищ подполковник. Петренский предатель?
Военный советник взял себя в руки.
— Так, капитан, спокойно, сбавь тон, садись. Поговорим.
— Я задал вопрос.
— Да присядь ты, в конце концов, и не забывай, что перед тобой старший по званию и должности.
Быков сел на стул.
— Я отвечу. Теперь нет смысла скрывать это. Да, капитан, Петренский оказался предателем.
— Ну и мразь! И когда его вывели на чистую воду?
— К сожалению, только сегодня. Вернее, вчера, но информация к нам пришла недавно. Майор уже арестован.
— Да. Я сам видел, как это произошло.
— Кто еще видел?
— Не в курсе. Но об исчезновении экипажа Иволгина знают многие, в батальоне уж точно.
— Откуда?
— От старшего лейтенанта Янира.
— Понятно. Арест предателей тоже наверняка уже не утаить.
— Что, Петренский не единственный агент игиловцев?
— Нет. А кто еще, это уже не твое, извини, дело.
