В первое же воскресенье, после того, как меня выписали из больницы св. Агнессы, я отправился в приют, где жила Луиза Доббинс. Чтобы не терять время в поисках этого заведения, нанял наемный кэб. Минут двадцать мы колесили по городу, пока не попали в лабиринт узких и грязных улиц. Вскоре одна из таких улиц привела нас к приюту. Здание было двухэтажным с фальшивыми колоннами по бокам от парадного входа и стояло в окружении таких же, как и оно, унылых старых зданий. Открыв тяжелую дверь с большим бронзовым кольцом, я вошел в фойе. Несмотря на теплый летний день, здесь был сумрачно и прохладно. Не успел осмотреться, как ко мне подошла молоденькая девушка в сером платье. Ее волосы были убраны под косынку такого же мышиного цвета. Судя по ее дежурной улыбке, именно она занималась приемом посетителей.
"Совсем молоденькая. Наверно, воспитанница старших классов. Только почему она такая холодная и отстраненная?".
— Что вам угодно, сэр?
Когда я объяснил, кого ищу, она тут же позвонила в маленький бронзовый колокольчик, стоявший на тумбочке, рядом с библией. Несколько минут спустя к нам подошла еще одна девушка-девочка в таком же мышином наряде. Услышав имя и фамилию, она тут же ушла. В ожидании я стал рассматривать литографии на божественные темы, развешанные на стенах. Между ними висели надписи — лозунги, подобные этим: "Любите друг друга", "Бог помнит и о самом малом из своих созданий". Прошло минут двадцать, пока из-за угла коридора не появилась худенькая фигурка девочки, которую вела за руку служительница. Я невольно напрягся при появлении ребенка. По дороге сюда, я попытался напрячь свою память, но так ничего и не нашел, но, сейчас только бросил взгляд, как сразу ее вспомнил. Увидев перед собой хорошо одетого мужчину, она испуганно застыла, еще не понимая, кто перед ней. Наконец, узнав, она, словно маленькая птичка, выпущенная на свободу, рванулась ко мне. Служительница, не сказав ни слова, тут же развернувшись, пошла назад. Девочка, со всего размаха уткнувшись лицом мне в сюртук, горько заплакала. Неожиданное проявление эмоций от ребенка, который до этой секунды был для меня только абстрактной фигурой, заставило меня замереть в напряжении. Не имея опыта, не зная, что говорить и делать в подобных делах, я только и осмелился, что положить одну руку ей на плечо, а другой осторожно погладить ее по голове. Постепенно всхлипы становились реже, среди них уже можно было различать слова:
— Пришел… папочка умер… Джон… ты один у меня… как мне было плохо…
Выбрав момент, когда она, всхлипнув очередной раз, замолчала, сказал заранее заготовленную фразу: — Очень рад тебя видеть, маленькая леди.
По инерции она еще пару раз всхлипнула, потом замерла на секунду, и вдруг резко оторвавшись от меня, отступила на шаг, резко вскинув головку, стала вглядываться в мое лицо.
— Ты… ты… говоришь, Джон? Ты одет…так хорошо, — в ее голосе сквозил испуг и неуверенность. — И все-таки… это ты.
Только тут я рассмотрел ее личико. Жестокий удар кастета с острыми шипами не только сломал нос девочке, он нанес глубокую рану, которую местные костоправы, даже не удосужились хорошо зашить. Кривой и безобразный шрам шел от переносицы до верхней губы, разом перечеркивая миловидность и детское очарование. Хотя я постарался скрыть свое внимание к этому страшному украшению, но не успел отвести взгляд, как ее большие карие глаза снова заполнились слезами. С трудом, сдерживая слезы, тихо спросила: — Я уродина, Джон? На всю жизнь? Да?
В ее голосе было столько недетской боли, что у меня перехватило дыхание, словно неожиданно ударили под дых. Пока я собирался с духом, девочка по-детски закрыла шрам ладошками, готовая снова зарыдать. Этого я допустить не мог.
— Нет, маленькая. Нет. Для меня ты всегда будешь красивой маленькой леди, — поспешил я ее успокоить.
— Джон, ты так говоришь, потому что любишь меня. А девочки не хотят со мной дружить, только дразнятся и обзываются. У меня ни одной подружки нет.
— Послушай, малышка, я же приехал…
— Джон, Джон, а как ты стал говорить? И ты какой-то не такой… Ой, Джон, как ты красиво одет! Какие у тебя красивые пуговицы! — с детской непосредственностью она перескакивала с одной темы к другой. — Цепочка на самом деле золотая? А как ты меня нашел?!
Еще минуту назад ее глаза были полны горя, теперь снова стали живыми и любопытными, а голосок звенел веселым колокольчиком.
— Послушай, маленькая, ты меня совсем засыпала вопросами. Я тебе на все отвечу, только сначала задам один вопрос тебе.
— Только один?! — при этом она лукаво улыбнулась. — Неужели тебе неинтересно, как я живу?
В этот момент мне показалось, что сквозь черты маленькой девочки, проступили черты юной женщины. Я улыбнулся ей в ответ.
— Ой, Джон, какой ты хороший! — она радостно всплеснула ладошками. — Я так рада, что ты приехал! Так какой вопрос? Джон, говори быстрее!
— Маленькая, тебе тут нравиться?
На ее лицо, словно, тень набежала. Взгляд опустился в пол, маленькие губки плотно сжались. Нетрудно было догадаться, что ее предупредили, как отвечать, когда зададут подобный вопрос.
— Тебе по-честному, Джон? — голос ее стал опять тихим и глухим.
— Мы с тобой друзья Луиза, не правда ли? Если это так, то мы ничего не должны скрывать друг от друга, — я говорил это спокойно, но нехорошие предчувствия уже охватили меня.
— Мне здесь плохо, Джон. Очень плохо, — это было сказано так тихо, что я
