Аврора послушно удалила из стенограммы последний абзац.
— Ну что ты такое, братец, говоришь! — возмутился Мэт.
— Я говорю, что вижу. Вместо того, чтоб делом заниматься, по промзонам лазишь да коммунарок за сиськи хватаешь. У других режиссеров, между прочим, уже съемочные графики составлены.
Матвея вовсе не радовала доставшаяся ему роль двоечника, отчитываемого строгими учителями. Он понимал, что его будут журить все время, пока он будет оправдываться, так что решил сменить тактику. Мол, признаю свои ошибки, прошу понять и простить, обещаю взяться за ум, да поможет мне в этом Святейший Двуглав, одна голова хорошо, а две, то есть три — лучше. Похоже, покаяние удовлетворило и брата, и попа — они перешли к следующему пункту повестки, посвященному Кубинской ССР.
Аврора Ивановна запустила на мониторе ролик о культурных свершениях правоверных кубинцев. Пока поэты, художники, скульпторы и другие деятели искусств пели дифирамбы Священному Союзу на фоне двуглавого герба, Матвей пытался вспомнить, причем тут вообще Куба. Ах да, он же должен представлять Остров Свободы среди кинематографистов союзных республик. Но почему ему предстояло играть именно за Кубу, этого он вспомнить не мог.
— Ну что, докладывай, братец, — обратился к нему Сева. — Каким тебе видится влияние Кубинской ССР на культурный климат нашей державы?
Шумно набрав в легкие воздух, Мэт принялся разглагольствовать о любви к свободе и о ненависти к американскому империализму, что живут в сердце каждого кубинца, о буйно колосящемся сахарном тростнике, о благодатном сигарном дыме, возносящемся к мирному небу над головами курчавых негритят-пионеров…
— Гладко стелешь, да не по делу, — перебил его отец Лаврентий. — Конкретики маловато.
Матвея этот симпозиум уже начал бесить. Брат и священник им явно недовольны, Баррикада тупо морозится, да еще и Паша болтается тут безвольной амебой.
— Ну, конечно, я не в кубинском контексте, — выпалил он. — Я ведь не на Кубе живу, а в Чехии. То есть, в Чехословакии. Если хотите, чтобы я был в материале, отправьте нас с товарищем Вильзоном на Кубу на недельку, потом и поговорим…
После этих слов Сева и Лаврентий снова переглянулись. Пока Матвей представлял себе, как они с напарником уплывают на надувном матрасе с Кубы во Флориду, министр произнес:
— Я, конечно, понимаю, братец, что тебя по голове сильно били… Но такие провалы — это нечто из ряда вон выходящее. Ты, Матфей, должен понимать, что на Кубу никто давно не ездит — ни как турист, ни с другими целями…
Дальше министр вместе с отцом Лаврентием доходчиво объяснили Мэту, что в 1962 году, после референдума о присоединении Кубы, американские империалисты намеревались вторгнуться в Кубинскую ССР. Тогда Священный Союз был вынужден нанести серию упреждающих ракетных ударов по Острову Свободы, чтоб тот не достался врагу. Так что теперь там нет ни сахарного тростника, ни табачных плантаций, ни городов, ни сел, ни, разумеется, национального кинематографа. А есть там только радиоактивный пепел да буйно разросшиеся джунгли.
Матвею, огорошенному этой информацией, оставалось лишь жаловаться на провалы в памяти, вызванные ударом по голове в уличной драке да лепетать что-то про вероятное сотрясение мозга и необходимость проведения МРТ. Паша же, набрав в рот воды, сидел не отсвечивая.
Когда перешли к третьему пункту повестки, а именно к обсуждению концепции сценария, все немногочисленные наработки, имевшиеся у Мэта, успели рассыпаться в прах, столкнувшись с новыми вводными. Спасая ситуацию, он наобум предложил построить повествование вокруг героини — юной кубинской девушки, приехавшей в Сталинбург. Паша на этих словах покраснел — видно, вспомнил темнокожую проститутку, с которой познакомился в бане. Так вот, эта девушка гуляет по столице, знакомится с разными людьми, и всюду ей рады, все рассказывают о своем любимом городе, все ей нравится и дальше в том же духе. А заканчивается все это тем, что кубинку приглашают на какое-нибудь официальное мероприятие (какое именно, Мэт еще не решил) и там дают ей слово. И она с трибуны рассказывает, как с первых же минут влюбилась в Сталинбург, как хорошо живется в Священном Союзе, какие прекрасные люди его населяют и как важно стоять плечом к плечу и шагать нога в ногу. А потом цветы, парад и салют. И восторженная толпа качает юную кубинку на руках, подбрасывая ее так высоко, что девушка с этой космической высоты обозревает всю нашу необъятную державу, которая в едином порыве и так далее.
— Что ж, неплохо, — произнес Сева, убедившись, что брат закончил изложение. — Однако есть несколько «но». Видно, что концепция очень предварительная. И я бы сказал, довольно стандартная. От тебя-то мы ожидали не штампов и общих мест, а свежих идей и ярких необычных решений…
— Говно концепция, одним словом, — вмешался отец Лаврентий, и министр не только не возразил ему, но поддержал кивком.
— Грубо по форме, но верно по сути, — добавил Сева. — Если б на месте этой кубинской девушки оказался молдавский парень, ничего бы не изменилось.
— Так ведь я только начал работу… — принялся оправдываться Матвей.
— Ты уже больше недели в Сталинбурге, — возразил ему брат. — Тебя тут на руках носят как ту кубинскую шалаву, показывают тебе все, условия создали самые лучшие. Бери и твори! А ты вместо этого… Ну да ладно. Спишем все на акклиматизацию и переизбыток впечатлений. Дадим тебе еще недельку на подготовку концепции и проследим, чтобы тебя никто не отвлекал.
— Спасибо, братец! — тряхнул головой режиссер.
— Согласен с товарищем министром, — вмешался отец Лаврентий. — Грешно давить на творческого человека. Пусть осознает повышенные ожидания, соберется с силами и выдаст по-настоящему талантливое решение во славу всего правоверного народа. А мы со своей стороны проследим, чтобы товарищу Матвею Корчагину были предоставлены необходимые условия для творчества.
Убедившись, что Аврора Ивановна в точности задокументировала произнесенные им слова, поп велел откупорить пару бутылок красного вина и подать шашлыки, которые, судя по дымному аромату уже подоспели на соседней поляне. Мэт расслабился — буря миновала. За предстоящую неделю он успеет наклепать целую дюжину разных концепций — особенно если Пашка не будет валять дурака, а подключится к процессу.
В отсутствие стенографирования другие участники маевки тоже стали вести
