Еще толчок — послабее первого, но все же мощный — опять вселил в него панический ужас, и он побежал было, но упал: земля под ногами точно взбесилась. Поднявшись, он вернулся к машине.
Она пьяно завалилась набок; старый товарищ, сбитый с ног толчком…
Ему захотелось бросить машину, однако пыль, поднятая толчком, точно туман обступала его — только вот благословенной туманной прохлады не было. Он знал: до города несколько миль, и вряд ли ему хватит сил добраться туда пешком.
Он принялся за работу, потея и отдуваясь. Через час и пятнадцать минут после первого толчка запасное колесо было установлено на место. Земля продолжала рокотать и трястись время от времени. Он решил, что вести машину следует помедленнее, чтобы не потерять управления, если последуют еще сильные толчки. Кроме того, в такой пылище всяко не шибко-то разгонишься.
* * *Медленно пробираясь к главному шоссе, он мало-помалу успокаивался, но внезапно услышал доносящийся издали шум поезда. Шум приближался, перекрывая стук двигателя — небось, экспресс спускается в долину, решил он. Мысль эта на миг проскочила в его сознании, но он тут же понял, почему звук какой-то не такой: поезда ведь не ходят, когда землетрясение, им ведь оно тоже мешает, да еще проверить прежде надо, где рельсы разошлись, где что…
И тут он узнал этот звук. ВОДА!
Звук ночных кошмаров, сидящих в самой глубине подсознания, звук детских страхов… Он узнал его. Тот же самый звук был после того, как прорвало плотину, и он — еще ребенок — едва-едва не утонул. Вода! Где-то там, в пыли, громадная стена воды, и она охотится на него. На него!
Нога его вдавила акселератор в пол; машина рванулась вперед и тут же заглохла. Он снова нажал на педаль, приказывая себе успокоиться. Запасок больше нет, да и на такой дороге нельзя рисковать, набирая слишком большую скорость. Он изо всех сил сдерживал себя, пока машина ползла со скоростью тридцать пять миль в час, прикидывая, далеко ли вода и куда она движется, и читал молитвы.
Вот из пыли вынырнула гладь главного шоссе, и он едва не въехал под колеса большой машины, с ревом пронесшейся на север. За ней — еще одна, за той — овощной грузовик, затем — трактор с грузовым полуприцепом.
Теперь он знал все, что хотел. Он повернул к северу.
Он обогнал овощной грузовик, потом — какой-то драндулет, типа тех, на каких ездят рабочие из Оклахомы, с семейством. Ему что-то кричали, но он не замедлил ход. Несколько машин помощнее обогнали его, а он зато обогнал еще несколько развалюх, на каких ездят поденщики, нанимающиеся к фермерам, и после этого дорога оказалась в полном его распоряжении: встречных машин не было.
«Шум поезда» позади нарастал.
Он взглянул в зеркальце заднего вида, но сквозь густую пыль ничего не смог разглядеть.
* * *У дороги сидела плачущая девочка — лет этак восьми. Он не хотел останавливаться, но все-таки нажал на тормоз.
Он сказал себе, что поблизости должны быть еще люди, а потому — не его это дело, но затем, проклиная себя, дал задний ход, развернулся, почти проехав мимо в клубах пыли, затем развернулся еще раз, без заднего хода, и вырулил прямо к девочке.
— Полезай!
Она подняла грязное, мокрое, несчастное личико:
— Я не могу. Ногу больно.
Он выпрыгнул из машины, сгреб девочку в охапку и плюхнул на правое сиденье, отметив между тем, что ее правая нога здорово распухла.
— Как это тебя угораздило? — спросил он, выжимая сцепление.
— Когда… когда это все началось. У меня перелом? — теперь она перестала плакать. — Ты меня отвезешь домой?
— Я… Я за тобой пригляжу. И вообще, много будешь знать — скоро состаришься. Не задавай лишних вопросов.
— Хорошо. — В голосе ее чувствовалось сомнение.
Рев позади становился все громче. Он хотел бы ехать побыстрее, но мешала пыль, да еще необходимость щадить последние баллоны. В пыли показался человек, и он резко свернул в сторону. К машине поспешил мальчик-нисей.
Девочка выглянула в окно.
— Это Томми!
— Чего? Какой еще Томми? Просто япошка какой-то, богом проклятый.
— Томми же! Томми Хаякава, из нашего класса, — помолчав, девочка добавила: — Может, это он меня ищет.
Он снова выругался под глубокий вздох, повернул машину так, что она едва не завалилась набок, и поехал назад. К этому ужасающему звуку…
— Это он, он! — взвизгнула девочка. — Томми! Томми!
— Залезай, — скомандовал он, притормозив возле мальчугана.
— Залезай, Томми, — добавила его пассажирка.
Мальчик колебался. Водитель, перегнувшись через девочку, ухватил его за рубашку и втащил внутрь.
— Утонуть хочешь, дурень?
Стоило ему переключиться на вторую скорость и более-менее разогнаться, как в пыли, едва ли не перед самой машиной, возник еще один человек, размахивавший руками. Он мельком увидел лицо махавшего, и машина пошла быстрее. Это был давешний воришка.
Ну, тут уж можно не сомневаться, подумал он, продолжая езду. Туда ему и дорога, пусть его тонет.
Но ужас его детства снова выплыл из подсознания; перед его глазами вновь (на этот раз мысленно) появилось лицо бродяги. Тот отчаянно барахтался в воде — налитые кровью глаза переполнены ужасом, рот широко раскрыт в бессловесном крике о помощи…
Водитель остановил машину. Из страха истратить лишние секунды на разворот, он дал задний ход и как можно скорее поехал назад. Ехать было недалеко, вдобавок бродяга уже бежал к машине.
Рванув на себя дверцу, он ввалился внутрь и выдохнул:
— Спасибо, друг! Давай-ка сматываться отсюда!
— Верно.
Он глянул в зеркальце, затем выглянул в окно и посмотрел назад. Сквозь пыль он увидел графитно-черную стену, футов тридцати — а может ста? — в высоту, несущуюся за ними, вот-вот накроет! Рокот воды, казалось, разносил черепушку изнутри.
Он врубил вторую, быстрее, быстрее, выжать из машины все, что можно, кой черт теперь в баллонах.
— Как оно! — крикнул он.
Бродяга оглянулся:
— Отрываемся. Так держать!
Он резко свернул, огибая останки чьей-то машины, и немного сбросил скорость, памятуя, что на такой высокой скорости рано или поздно не поможет даже честное слово, на коем только и держалась их общая безопасность. Девочка захныкала.
— Заткнись! — рыкнул он.
Мальчуган-нисей обернулся назад.
— Что это? — едва ли не с благоговейным трепетом спросил он.
— Тихий океан к нам прорвался, — ответил бродяга.
— Не может быть! — заорал шофер. — Это, должно быть, Колорадо!
— Не, Мак, никакая не Колорадо. Это — залив. Я как раз сидел в кантине в Центро, когда из Калексико по радио передали. Предупреждение — мол, на юге осыпи. Идет, мол, приливная волна. А потом станция вырубилась, — он облизал губы. — Почему я и здесь сейчас.
Водитель не отвечал. Бродяга, которому было явно не по себе, продолжил:
— Тот тип, что обещал меня подвезти, сам — один уехал, когда мы на заправке в Броули остановились. — Он опять оглянулся. — Не видать больше этой пакости…
— Мы оторвались?
— Хрен там — оторвались. Гремит-то по-прежнему.
