Шкурко замер, обдумывая следующий вопрос. По сути Гармаш сейчас официально признал свою связь с Харламовой, что давало сделать вывод, что мотив-то какой никакой у Михаила был. А значит Шкурко надо было как-то раскрутить Гармаша на дальнейшую откровенность.
— Насколько близко развились ваши отношения с вдовой Харламова в плане утешения?
— Простите, что вы сказали? — Михаил нагло сверкнул глазами, будто хотел испепелить взглядом бедного следователя, она жена моего друга, которого я знаю довольно давно и никогда не позволил столь циничной выходки. Я не отрицаю, далеко не ангел, но Саша… Саша дал мне все… По сути, именно благодаря ему, я стал тем, кого вы сейчас видите перед собой. Образование, деньги… Все благодаря ему, и только ему. И сейчас, когда его только похоронили, когда… Вы говорите, что я сплю с его женой, предаю его память.
«Сейчас всплакнет для пущего эффекта,» — пришла в голову Шкурко неуместная мысль. И точно! Михаил решительным жестом потянулся во внутренний карман, за платком, но не стал по-актерски плакать, а всего лишь промокнул лоб. Великолепная театральная игра одного актера стала надоедать следователю. Он решил перейти непосредственно к делу. Хватит с ними, богатенькими, рассусоливать так чего доброго из-за них из управления начальство попрет. Напор и ментовская наглость— вот залог успеха опытного следователя. Значит-с, товарищи коммерсанты, уговоров вы не понимаете…
Засунул руку в стол и достал резиновую дубинку, которую ему еще давно подарили ППС-ники на день милиции. В расследовании «Обычных» дел она помогала несказанно. Махнешь ей… и нет у спесивого собеседника былой наглости, как ветром сдуло. Наверно, и с этим должно прокатить…
— Так говорите, что не спите с Харламовой, и не вы заказали своего друга и товарища, организовав покушение и убийство, не вы путем юридических ухищрений завоевали кресло главы корпорации… Хорошо, поговорим по-другому… Короткий взмах дубинкой, и плечо Михаила обожгло тупой, ноющей болью. Он отшатнулся, инстинктивно прикрывая лицо, ожидая еще новых и новых ударов. Гармаш не просил прекратить, не спорил. Понимал умом, что это бесполезно. Мент не остановиться, пока не добьется показаний. Михаил мог размазать наглого следака по стенке, но неприятности с милицией ему сейчас, ой, как не нужны. Приходилось терпеть… Тем более калечить его никто не собирался, следователь бил умело, чтобы было больно, но следов не оставалось. Сразу был виден большой опыт в этих делах.
— Послушайте, товарищ… — наконец смог Гармаш прервать нескончаемый поток ударов, осыпающих его руки, спину, живот. Следак будто очнулся. Встряхнул головой и засунул дубинку в стол. Шкурко сам понимал, что извиняться сейчас было бы верхом глупости…
Крым, Керченский пролив. День тот же.Лена с маленькой Варварой Харламовой возвращались с похода по магазинам усталые, но довольные… Покупок они сделали много, умаялись от постоянных примерок, но решили не идти сразу в Левадийский дворец, в тюрьму со четырьмя стенами, пусть и отделанными золотом и янтарем. Подумали и пошли медленно вдоль побережья, бросая в воду гальку, смеялись и шутили, брызгая друг друга соленой морской водой. Особенно радовалась маленькая Варя. Пожалуй, такого праздника у нее еще не было. Только, когда папа на день рождение снял ей и ее друзьям на целый день Диснейленд, отвез их в Нью-Йорк на личном самолете компании, тогда была куча народа и не только дети. Все веселились, смеялись, и все было так хорошо. Папа с мамой были рядом… Друзья, подруги, дяди и тети на миг ставшие молодыми, игравшими наравне со своими детьми. И не было у них тогда тех взрослых проблем, которые как-то навалились сразу на всю их семью, которая по мнению Вари состоит не только из папы и мамы, но и нескольких десятков почти родных теть и дядей… не было ничего, что могло мешать им радоваться, шутить, прыгать и скакать.
Дорога поднималась далеко вверх, по косогору шагалось труднее. Горячий песок забивался в босоножки, натирая ноги, потому общим голосованием было решено снять обувь и пройти пешком, наверх к огромной вилле. Но труднее всего приходилось трем охранникам, которые плелись вслед за девочкой и ее воспитательницей, изнывая от жуткой летней крымской жары в своих черных пиджаках. Когда до Левадийского дворца оставалось совсем чуть-чуть, им навстречу выбежал здоровенный Пит Буль, таща на поводке за собой хиленького по своим внешним данным хозяина. По первому впечатлению не мужчина в огромных очках с толстыми стеклами выводил на прогулку свою собаку, а она его вытаскивала за собой, когда ей приходила идея пометить окрестности.
Охрана инстинктивно напряглась, завидев на горизонте что-то, что хотя бы довольно отдаленно могло напоминать неприятеля. Тем более порода собак была бойцовская, наученная убивать. Один из числа «черных пиджаков» небрежно положил руку на кобуру, готовый в миг ее раскрыть, а остальные двое сомкнулись вокруг женщины с девочкой. Однако Пит Буль с олимпийским спокойствием протащил за собой хозяина вниз по косогору, отчаянно упрашивающего Тузика не так сильно торопиться. Опасность миновала…
Мысленно усмехнувшись про себя, вспомнив испуганный вид незадачливого собачника, охранники снова набрали интервалы и спокойно пошли вслед за женщиной, несшей на руках уставшую девочку.
Но как только внимание охраны резко ослабло по отношению к собачнику. Тот изменился… Отпустил спокойно собаку, которая тут же скрылась в кустах и повернулся назад, быстро доставая из-за спины «Стечкин». Ни один охранник, как бы их хорошо не тренировали не смог вовремя среагировать на появившуюся опасность. Три выстрела были положены вполне профессионально. Видно было, что неизвестному собачнику такую работу приходилось делать не впервой. Пули легли аккуратно в лоб каждому из охраны. Они нелепо взмахнули руками и стали одновременно заваливаться на песок.
Ходова инстинктивно закрыла собой Варю, отбросив ее куда-то себе за спину. За какие-то считанные часы эта маленькая девочка стала такой родной ей, что Елена была готова рискнуть ради спасения девочки своей собственной жизнью.
— Убейте меня, не трогайте Вареньку! — закричала отчаянно она, надеясь, что кто-нибудь посторонний ее услышит.
— Так это Варвара Александровна Харламова? — спокойно спросил собачник, не убирая оружия.
— Да… Не трогайте ее пожалуйста… у нее очень влиятельный и богатый отец. Он сможет дать вам за нее большой выкуп. Только не трогайте ее, умоляю вас… Она же еще совсем ребенок…
— Извините, так надо, — с этими словами мужчина направил, уже было опущенный пистолет в лоб женщине, и нажал на спусковой крючок. Глухо щелкнул возвратный механизм, отбрасывая раму затвора на прежнее место. Голова женщины отчаянно дернулась. Глаза помутнели, потеряли осмысленное выражение. Она вздохнула и опрокинулась на спину, нелепо взмахнув руками, накрывая собой плачущего ребенка. Собачник повел себя странно. Он
