От размышлений мальчика отвлек свист рассекаемого воздуха. Вдалеке, еле различимое глазом, в сторону незнакомца пронеслось что-то темное и очень тонкое. Облако отреагировало молниеносно, своей красной рукой воздвигнув завесу перед хозяином. Стрела наткнулась на дымовую стену, послышался звук, с каким переламывают сухую ветку, и, разделившись надвое, стрела гулко упала на облицованную камнем дорогу.
Словно в ответ, послышался звон металла. Принцесса Клея вытянула в руке меч и поводила им в стороны. На ее лице отобразилось напряжение, оружие, похоже, оказалось для нее тяжелым, и она, бережно убрав за спину лук, сжала эфес меча обеими руками.
— Мерзавец, я убью тебя! — проскрежетала сквозь зубы принцесса.
Получив ногой по боку, конь резво тряхнул гривой и помчался на незнакомца. Волосы Клеи разметались и развевались на ветру, лицо было перекошено от переполнявшего ее гнева, а махание мечом напомнило Глебу, как она чуть не изрубила его на кусочки над вепрем.
Промелькнувшая перед глазами картина и вновь нависшая над принцессой смертельная угроза разом выдернули Глеба из заключившего его в свои хваткие объятия оцепенения. Он вспомнил слова Миркса о том, что спасти принцессу мог только его кулон, который словно почувствовав, что в этот момент должен был находиться на другой шее, неприятно оттягивал и будто жег грудь.
— Постой, не надо! — отчаянно закричал Глеб, дергаясь с места и осознавая, что не успеет.
Однако Клея его, похоже, не слышала. А может, и слышала, но ее ничто уже не могло остановить.
Губы незнакомца чуть расползлись, превращаясь в еле различимую гадливую улыбку. Все складывалось, как он хотел. В этот раз в воздух взметнулись обе его руки, а затем, обрушившись, как упавший столб, указали на принцессу. Она была совсем рядом и уже замахивалась для удара.
Из тучи предсказуемо вырвался столп красного света. Но это был не дым, а толстая прямая линия, в противоположном от облака конце заостренная, как копье. Вряд ли принцесса просто застыла бы, попади в нее это.
Завидев перед собой стремительно приближающееся препятствие, конь возмущенно замотал головой, будто не веря глазам, а затем взметнулся на дыбы. Красная струя врезалась аккурат ему в шею, но не расползлась, как в двух предыдущих случаях, а вонзилась в плоть. Животное обреченно прохрипело, словно прощаясь с этим миром, и медленно завалилось на бок, придавив собой не успевшую спрыгнуть с него Клею. Девочка попыталась высвободить ногу, но поняв, что находится в ловушке, бессильно замотала головой и протянула руку к валявшемуся неподалеку луку.
Лишь мельком глянув на Клею и убедившись, что она жива, Глеб пронесся мимо. Он все для себя решил. Попытка натянуть на шею брыкающейся принцессы кулон дала бы повелителю облака время прийти в себя и атаковать с новой силой. Глеб понятия не имел, чем кулон мог помочь против столь смертоносного оружия, однако был уверен, что существо, в глазах которого не было ни грамма человечности, нашло бы способ довершить задуманное. Единственным шансом на спасение была игра на опережение, и сейчас, крепко сжимая кинжал, он всем своим существом наделся успеть, хотя и не представлял, что противопоставит незнакомцу.
Но он не успел. Продвинулся дальше Миркса и чуть дальше Клеи, но, вовремя спохватившись, мужчина направил на него руку. Он был так близко, что Глеб мог разглядеть белые костяшки его худых пальцев и темные глаза, с мрачным удовольствием предвкушавшие его гибель. Глеб даже не пытался уклониться, когда перед ним, приближаясь, пронеслось что-то красное. Он знал, что дым все равно его настигнет, а если бы и не настиг, то оставлять принцессу одну, да еще после того, как она за него заступилась, было бы хуже смерти.
Красная струя ударила Глебу прямо в лицо, и он, ощутив едва уловимое прикосновение, точно летний ветерок трепал волосы, был готов замереть подобно Мирксу и копьеносцу или же завалиться на спину и замолчать навеки, как и конь Клеи. От неожиданности он выронил кинжал, однако боли совсем не почувствовал, а суставы ничто не сковало, и Глеб, в первый раз заметив непонятную искру в глазах незнакомца, врезался в него, напрочь позабыв, что надо было с ним что-то делать.
Упав, они покатились по больно упиравшимся в бока неровным камням, стараясь ударить друг друга. Кулак Глеба (другой рукой он держал противника за шкирку) находил цель куда чаще, чем худые руки незнакомца. Тело опять ему помогало, подсказывая, как уворачиваться от развевавшихся, подобно пучку змей, во все стороны рук. Глеб наносил удары снова и снова, а показывавшееся и исчезавшее перед глазами лицо лишь бессильно сжимало зубы от ярости и боли. Глеб знал, что близок к победе, и куда больше хлопот ему доставлял застлавший все вокруг красный туман. Тот всячески помогал своему хозяину, норовя окутать Глеба, проникнуть в раскрытые рот и ноздри и задушить его. От него слезились глаза, а легкие захватывали пустоту вместо воздуха.
Перед тем, как потерять сознание, Глеб понял, что означала замеченная им искра в глазах незнакомца. Она означала страх.
Глава 7. Сложные разговоры
По воздуху витали до боли знакомые запахи. Подобные тем, когда мама готовила что-то вкусненькое, и он просыпался, обласканный этими ароматами, и, наспех умывшись, спешил на кухню, чтобы насладиться не отстающей от них по вкусу стряпней. Поскольку мама уходила на работу ранним утром, то такое, в основном, случалось в выходные дни, когда Глеб мог нежиться в постели до обеда, однако эти ароматы будили его лучше любого будильника.
Однако кое-что мешало ему до конца поверить, что он дома и все произошедшее с ним было одним длинным, кошмарным сном. Постель была чересчур мягкой, настолько, что он буквально утопал в ней, как в сливовом пироге. Она даже отдаленно не напоминала его еще с детских лет скромную раскладушку с прохудившимся матрасом, противно, но по родному скрипевшую каждый раз, как он поворачивался с боку на бок.
Глеб осторожно потрогал руками пространство вокруг себя, но так и не смог дотянуться до краев постели. Это было не то место, где он учил уроки днем и видел сны ночью. А может, Ирина купила новую кровать, и Глеб упустил это из виду, перегруженный впечатлениями ото сна, который почему-то не спешил забываться после пробуждения, а наоборот проступал в памяти в мельчайших подробностях?
Он боязливо открыл глаза, натолкнувшись вглядом на высокий позолоченный и весь украшенный барельефами потолок. Новая одежда, — добротный зеленый камзол и карие брюки, — приятно обнимала тело. Он понял, что его «сон» затягивался, вздохнул и осмотрелся.
Местом его пробуждения служила огромная кровать, на которой с легкостью
