— Какой еще Внешний мир? — изумился Глеб.
Слова «посредник» и «Внешний мир» напомнили ему об их разговоре в лесу. Тогда это прозвучало как обвинение и вызвало истеричный смех принцессы и гнев ее спутников. Но теперь это подавалось как нечто само собой разумеющееся, и, поскольку рядом не было Леви с его огромным кинжалом и желающего отрубить ему голову Миркса, можно было задавать вопросы без опаски.
— Похоже, придется объяснять с самого начала, — обреченно сказала девушка, устраиваясь поудобнее, а затем, немного наклонившись в сторону Глеба, ни с того ни с сего ляпнула: — Добро пожаловать в наш мир!
— То есть как это, в наш мир? — опешил Глеб и, цепляясь за соломинку, предложил несколько альтернатив: — В ваше государство?
— Я же сказала, в наш мир, — упрямо повторила Клея, убивая его последнюю надежду. — Хотя нет, мир тот же, но от вашего формально отделен, так что он другой, — и, глядя на застывшего Глеба, терпеливо добавила: — Понимаешь, сейчас ты находишься на острове в одном из ваших океанов. Но никто из ваших, из Внешнего мира, попасть сюда не может…
Клея замолчала, ожидая от Глеба проявления эмоций, отличных от ничего, но тот лишь продолжал тупо на нее глазеть. Девочка вздохнула.
— Ладно, попробую зайти с другой стороны, — сказала она скорее самой себе. — Ты никогда не слышал историй о магах, чародеях, людях с огромной нечеловеческой силой?
— Да, конечно, — обрадовался Глеб возможности ухватиться за что-то знакомое. — Не только слышал, но и читал и…
— Ты умеешь читать? — перебив его, искренне изумилась Клея.
— Ну, да, что в этом такого? — не менее изумился Глеб.
— Меня учили, что в вашем… у вас читать и писать умеют лишь аристократы и монахи.
— Вовсе нет… то есть они тоже умеют, наверное, но не только, — рассеянно ответил Глеб, перебирая в голове всех знакомых аристократов и монахов.
Однако Клея, не дав ему додумать, всплеснула руками.
— Ты ведь посредник! — затянула она старую песню. — Так что должен уметь и читать, и писать. Вас же с рождения всему учат.
И такая уверенность звучала в ее словах, так горячо она, похоже, верила в сказанное, что спорить и называть ее сумасшедшей (кроме того, что это невежливо) не поворачивался язык. И Глеб просто промычал что-то неопределенное, могущее быть понятым и как согласие, и как недоумение.
— Откуда, по-твоему, все это возникло? Маги, чародеи, силачи, великаны? — по-своему истолковав его потуги, Клея вернулась к прерванной теме и огласила прежний список, добавив еще несколько «имен».
— Из сказок, мифов, — ответил Глеб, решительно не понимая, куда она клонит.
— Это — просто следствие, следы их пребывания в вашем мире. Но как они попали в сказки и легенды?
— Люди придумали, наверное, — пожал плечами Глеб.
— Не совсем, — принцесса доверительно заглянула ему в глаза. — Когда-то в вашем мире действительно жили маги, чародеи, вели… ну, маги и силачи точно, и еще пара существ.
Глеб, которому стало как-то не по себе от совместного воздействия ее слов и взгляда, натужно кивнул, внутренне возвращаясь к версии о сумасшедшем доме.
— Когда-то они жили рядом с вами, бок о бок, — продолжила откровенничать принцесса. — Но им приходилось скрываться, прятать свои способности, потому что они боялись, чтобы кто-нибудь не узнал.
— Но почему они боялись? — забыв, что не верит, уточнил Глеб.
— Потому что вы боялись нас, — ответила принцесса, особо выделяя последнее слово. — В древние времена все было более-менее терпимо, некоторые из наших даже становились уважаемыми людьми, помогая вам. Но затем… — принцесса на миг замолкла, подбирая нужные слова, — вы стали по-другому думать.
— По-другому?
— Принялись искать объяснения всему, что вас окружало, старались все понять, во всем найти смысл, а то, что не вписывалось в ваш, созданный вами же, ограниченный мир складывали в сказки и легенды. Нас и так не жаловали, но со временем само наше существование стало невыносимым — нас безжалостно истребляли, и пришлось бежать, — пылко закончила Клея, сжав руку в кулак.
За время монолога Глеб ни разу ее не перебил, хотя самому от обилия непонятной и местами бредовой информации хотелось кричать и бежать прочь. Но он решил дослушать до конца. И он дослушал, ощущая, как его постепенно охватывает волнение.
— Бежать на остров, в другой мир? — спросил он, когда Клея закончила.
— Мы называем это место Внутренним миром. Оно так устроено, — неуверенно сказала принцесса. — Гар тебе лучше объяснит.
Глеб не стал спрашивать, кто такой Гар. Почему-то ему не хотелось этого знать.
— Мы не желали причинять вам вреда, — продолжила Клея. — Несомненно, могли, но лишь хотели уйти, чтобы жить с такими же, как мы сами… Похоже, я тебя еще больше запутала, никогда ничего не могла объяснить толком, — словно извиняясь, вдруг опомнилась принцесса. — Да и Гар тебя уже наверняка заждался, и, если опоздаем, придется выслушивать его нытье. А пока все, что тебе нужно знать, так это то, что ты в полной безопасности, ты — тот, кого мы ожидали последние шестнадцать столетий, и я пришла лично извиниться за грубое с тобой обращение.
На последних словах Клея встала и отвесила неулюжий реверанс. Опешив от жеста доброй воли, Глеб кивнул, лишь сейчас отметив, что впервые видит принцессу в платье. Очень хорошем, пурпурном платье, в равной степени подошедшем бы и королевской особе, и заведующей сумасшедшего дома. Сама обладательница наряда, улыбнувшись, пригласила его следовать за ней. Глеб еще раздумывал, успокоили его слова Клеи, или же, наоборот, насторожили еще больше, а они уже шли по ставшему для него непреодолимым препятствием коридору. За ненавистным поворотом никого не оказалось (он с трудом в это поверил), и влекомый собеседницей Глеб мог погрузиться в свои думы.
Разговор с принцессой окончательно загнал его разум в тупик. Все его предположения, накопившиеся воображаемые ответы, которыми он себя тешил каждый день на протяжении недели, были перемешаны и сметены ее словами так же, как селевой поток крушит жалкие муравьиные баррикады. Сказанное ею, несомненно, выглядело смесью бреда, детских баек и фэнтезийного вымысла, однако выражение ее лица, тембр голоса и жесты не давали повода усомниться в искренности девочки. Что-то внутри подсказывало Глебу, что отметать и забывать ее слова не следовало. Напротив, информацию, не разбираясь в ней, не стараясь разложить по полкам, надо было законсервировать в поступившем виде, чтобы в случае чего (он даже не хотел представлять, что это был за случай), выудить большую ее часть, безжалостно подставить под солнечные лучи и наблюдать, как она плавится подобно медузе, с той разницей, что лишь так она могла обрести настоящую форму.
От раздумий его отвлекла прохлада, накрывшая тело подобно еще не согретому одеялу в зимний вечер. Они направлялись куда-то вниз, и несмотря на разгар дня, за время своего странствия,
