Выходило, что даже если тот артист и был радужником, то не представлял особой угрозы, поскольку не был способен радужничать в королевстве меченосцев.
В дверь осторожно постучали. Глеб узнал этот стук.
— Почти полночь, и у нас есть время проскочить, пока сменяется стража, — вместо приветствия выдал Анкур, когда он отворил дверь.
— Да, идем, — собравшись, согласился Глеб и, взглянув на переминавшегося с ноги на ногу мальчишку, добавил: — В чем дело?
— Меня это не касается, — замявшись, ответил тот, — но вы уверены, что хотите выйти за пределы дворца именно сейчас? В лесу и днем небезопасно, а по ночам уж совсем беда. Одних разбойников сколько. И еще тот вепрь…
— Мне обязательно нужно попасть наружу, — скрещивая руки на груди, упрямо проговорил Глеб. — Это очень важно, понимаешь?
— Ясно, как пожелаете, — обреченно отозвался Анкур и повел его по коридорам под мерцающим светом факелов.
Погруженный в раздумья Глеб не сразу расслышал, как тот что-то ему сказал. Он вопросительно уставился на еще более оробевшего мальчишку.
— Я хотел извиниться, — повторил Анкур.
— За что? — не понял Глеб.
— За то, что избегал вас все это время. Мы же подружились, и я знал, что вы радужник. Но когда вы оказались еще и посредником, то окончательно меня запутали. Ведь посредник для нас значит то же, что и его величество… А может, и больше, — совсем тихо, словно опасаясь, чтобы не услышали стены, добавил он.
— Ну, хотя бы теперь мы можем общаться как прежде? — улыбнувшись, спросил Глеб. — Так что, снова друзья?
— Друзья, — обрадовался Анкур.
— Даже не думай, — Глеб пресек попытку мальчишки кинуться ему в ноги. — Друзьям поклонов не нужно.
— Постараюсь, — смущенно ответил тот.
Анкур проводил его до расщелины в стене, по дороге раз десять уточнив, не нужно ли сопровождать его и за ее пределами.
В очередной раз поблагодарив его и отвергнув предложение, Глеб вышел за пределы Формоса и повернул к тропе. По утрам, когда еще было темно, он обычно сразу нырял в деревья и находил тропу уже там. Дело было в том, что путь из дворца до леса прекрасно просматривался с вышки над воротами. Но эта ночь выдалась облачной и совершенно безлунной, и было так темно, что охрана не заметила бы его, пройди он у них хоть прямо под носом. Однако сейчас Глеб бы предпочел иметь дело со стражей, чем идти на встречу с таинственным золотоволосым актером, не видя при этом ни зги.
Смотря себе под ноги, чтобы не потерять тропу и не споткнуться, Глеб добрался до первых деревьев. В лесу было еще темнее, хотя это и не казалось возможным. Будто чаща поглощала те последние частички света, которым удавалось пробиться через хмурые тучи.
Рука об руку с темнотой шла и гробовая тишина. Было настолько тихо, что Глебу казалось, что он слышит биение собственного сердца. Которое, кстати, билось все чаще.
И каково было изумление мальчика, когда в этом безмолвии, обжигая его шею горячим дыханием, раздался голос:
— Глеб! Мой дорогой, мой милый Глеб! — заключая его в объятия, сказал таинственный кто-то у него за спиной.
От неожиданности и испуга Глеб извернулся и дал незнакомцу под дых. Только секундой спустя он понял, что скорчившись от боли, на земле распластался тот самый артист из «Гамлета». Его золотые волосы светились даже в этой непроглядной тьме. На нем больше не было маски, и, хотя различить лицо было невозможно, его голос…
— Проклятье! К чему такая грубость? Глеб, ты не узнал меня? — продолжал вопить растерявший весь таинственный флер артист.
И Глеб узнал его. Еще до того, как из-за туч вышла луна и бросила свет на ослепительно белые зубы, роскошную прическу и модный по здешним меркам наряд, он уже был уверен насчет личности человека перед ним. И это настолько его изумило, что он, отступив на пару шагов, сам присел на траву и, глупо глядя на приводящего в порядок волосы Яна Гарта, воскликнул, скорее утверждая, чем спрашивая:
— Но вы же погибли?!
— Так ты приветствуешь старого друга? — поднимаясь на ноги, заворчал бывший журналист. — А ведь больше месяца не виделись!
— Но как вам… Мне сказали, что вы все погибли! — все еще отказывался верить Глеб.
— Грозу вечерних ток-шоу убить не так просто! — с достоинством сказал Ян Гарт, помогая ему встать.
— И все живы?!
— О да, и более того, ты видел всех на спектакле. Николя, Анну, Егора, пилотов со стюардессой и даже Тима, хотя в его артистических способностях я все еще не уверен… Как же я соскучился, мой мальчик! — почти плача проговорил Ян Гарт и, подбежав, вновь обнял его.
— Но как? — пытаясь не задохнуться, спросил Глеб.
— Отличный вопрос! — отстраняясь, отозвался бывший журналист. — Я очнулся после катастрофы, да и то на пару минут. Кажется, я тонул. Туман — вот и все, что я помню. Чертов туман был повсюду, а потом я пришел в себя уже на берегу, как и остальные.
Глеб слушал, разинув рот. Первый шок от их встречи прошел, и на глаза, не спрашивая разрешения, наворачивались слезы. И хотя он почти не знал этих людей, тот факт, что они живы, так сильно его обрадовал, что сдержаться было выше его сил.
— Ну-ну, не надо, а то я тоже заплачу, — растрогался Ян Гарт, протягивая ему свой платок.
— Что-то в глаз попало, — попытался оправдаться Глеб.
Почему-то ему вдруг стало ужасно неловко.
— Значит, вы живы, — успокаивая самого себя, как мантру бесконечно повторял Глеб. — Но зачем было скрываться? Почему вы не сказали все во время спектакля? К чему эта встреча один на один, да еще ночью в лесу? — вопросы посыпались один за другим.
— Потому что ты — посредник, — взглянув на одиноко борющуюся с тучами луну, пожал плечами Ян Гарт. — Посредник может быть лишь один, и таких кулонов, как у тебя, у нас нет.
— Никакой я не посредник, — привычно заупрямился Глеб. — Я сам не знаю, с чего…
— О, нет, ты-то как раз посредник. Разве у тебя нет кулона посредника? Или, может быть, не ты сегодня выпустил из себя огромное облако, которое в нашем мире не под силу сотворить даже операторам моих передач? Ты — радужник и посредник, смирись, мой мальчик, — как-то обреченно сказал Ян Гарт, будто утратив всю свою энергичность.
Глеб не ответил. Ему было нечего возразить.
— Они ведь считают, что сюда может попасть лишь посредник со своим кулоном, — печально улыбнулся бывший журналист. — Как, по-твоему, воспримет король
