Последнюю фразу Леонид и сам не заметил, как произнес по-русски.
– Я знаю, что такое инферно, – спокойно ответила Мари. – Чтобы его вызвать, нужно очень сильно ненавидеть. А я… много всего чувствую. Мне горько, мне обидно, мне жаль. Но у меня нет ненависти. Даже к Бриану. Даже вот к этим господам, которые могут сотворить такое с живым существом, превратить его в статую, но оставить в сознании. Я не могу вызвать проклятие…
– Как же так, сударыня? – неожиданно вкрадчивым голосом осведомился Морис. – По вашей милости Бриан освободился и превратился в Светлую мерзость… Не думал, что вообще такие слова могут сочетаться… Ради вас Пресветлый коннетабль обрек себя на много веков пребывания в камне. Вы пробыли там отнюдь не год, но знаете, каково это. Что вы думаете на свой счет, мадемуазель Турнье?
Леонид понял, к чему клонит Великий Инквизитор. Он собрался было возразить, как бы это ни абсурдно звучало – спорить с тем, кто явно старше вот этого храма. Но Мари успела раньше:
– Трибунал может судить меня и приговорить, к чему сочтет нужным. Но я не собираюсь осуждать себя сама. Тем более за то, чем не обладаю.
– Пресветлый коннетабль настаивал на прощении для вас, только если вы исполните то, что он… велел. – Морис явно хотел сказать «завещал», но в последний момент передумал. Взглянул на портсигар Градлона, который все еще держал на ладони. – Но если вы откажетесь, то и его слова потеряют силу.
– Поступайте как знаете.
«Они ее убьют, – подумал Леонид. – Найдут для нее другую статую. А Эмпириум продолжит метаться по городу и будет только расти». При мысли о сущности, не так давно носившей имя Бриана, он почему-то испытал холод.
И не сразу осознал, что это за холод. Осознав же, сделал несколько шагов в сторону под недоуменными взглядами. Склонился над друзой. Прикоснулся к самому высокому изумруду.
Галерея исчезала. Вместо нее вокруг проявились различные химические приборы и запылал камин, не дающий тепла.
А за столом, беспорядочно заваленном свитками и раскрытыми книгами, сидел чародей Брюс.
– Яков Вилимович! – Леонид бросился к нему.
Ушедший маг тяжело поднялся навстречу. Его объятие было коротким – и столь же холодным, как и все в этой воображаемой Сухаревой башне. А еще – невероятно слабым.
– Слишком мало времени, юноша. Дозвольте перемолвиться с вами парой слов. Я вел бы разговор с Инквизицией сам, но больше не в силах занять ваше тело.
– Но как вы?..
– Мой проводник в мир живых – сии изумруды. Таинство, проведенное через них над сим истуканом, разрушило течение энергий. Все равно что дверь притворило сильным ветром, ежели угодно. А затем, когда Пресветлый таинство вдругорядь совершил, дверца и отворилась заново. Токмо не как ранее, а на малую щелку. Но хватить должно… Я все еще вижу вашими глазами и слышу вашими ушами. Девица не лжет. Не в ее силах проклинать, как не в моих – ожить.
– Но она – Великая!
– Я уразумел сие довольно скоро, а окончательно уверился здесь, в соборе. Токмо сообщить вам не успел, началась моя битва. Градлон мог долго прятать истину от живых, но не от теней.
– Как же тогда вызвать инферно?
– В городе еще остался большой мастер. Самый искусный в Старом Свете.
– Кто?
– А кто проклят сам от века и несет сие с собой, куда бы ни явился. Кого страшно не любят звери, а чтят только крысы.
– Король! – От выкрика Леонида, казалось, зазвенели все склянки в лаборатории.
– Я много узнал от теней, пока ждал, что мы снова увидимся. Тот Инквизитор, у которого шпага вместо магического жезла… Тот, что спасал вас, юноша… Он послал нескольких мятежников навечно в Сумрак. А я их встретил. Знание в уплату за знание. А знание – единственное, что ценно в Сумраке, запомните сие. Они прятали Крысиного Монарха в своих подземельях, а затем выпустили. Более молодые мятежники подарили им сию мысль, когда сотворили чудовище из синего мха. Король должен был отвести всем глаза – и отвел. Теперь надобно схватить его ранее, чем до него доберется исчадие Света.
– Но как, Яков Вилимыч? Оборотни искали его целый день – и бесполезно!
– Оборотни не терпят крыс, но вовсе не питаются ими. Лучший крысолов тот, кто готов их съесть.
– Кот-перевертыш?
– Или аспид.
– А разве есть в Париже такой… аспид?
– Есть. Из Санкт-Петербурга приехал. В одном экипаже с вами, юноша.
И тут Леонид вспомнил дневного дозорного Евгения. Сначала в купе поезда. Затем как увидел того в Старом Париже сегодня утром. Не чутье ли привело Темного туда, где Крысиный Король нашел свои первые жертвы?
– Мудрому достаточно, – сказал Брюс. – Еще свидимся, надеюсь. Сила уходит…
Лаборатория в Сухаревой башне начала таять. Леонид по-прежнему находился на террасе колокольни Нотр-Дам, держась рукой за самый высокий изумруд из друзы.
Сколько времени он говорил с ушедшим?
Вряд ли для остальных прошло дольше мгновения.
– Господа! – Леонид выпрямился. – Кажется, я получил важное известие…
– От кого же? – недоверчиво спросил Морис.
А Мари посмотрела на Леонида с надеждой. Она явно думала, что через друзу с ним разговаривал Градлон.
– От того, кому Европа стольким обязана…
Эпилог
Самое величественное зрелище выставки разворачивалось над Марсовым полем, но, увы, никому из простых смертных не дано было его увидеть.
Впрочем, Иные тоже предпочли ретироваться подальше. Договор уже снова обрел силу на всей территории Парижа. Инквизиция наскоро состряпала циркуляр и довела до сведения всех Светлых и Темных Парижа, будь то приезжие или проживающие, строжайший приказ – покинуть выставку до особого распоряжения.
Потому сейчас почти все оставшиеся Иные собрались на башне Эйфеля.
Евгений-Шагрон стоял за спиной Крысиного Короля. Он принял свой довольно отталкивающий сумеречный облик змееподобного существа с двумя руками и двумя ногам, зато без хвоста, и следил за жертвой немигающим взглядом рептилии. Темный был страшно недоволен, что ему пришлось временно прекратить любимое занятие – езду на автомобиле, и это недовольство не сулило Королю ничего хорошего.
Сам Король выглядел совсем не так, как представлялось Леониду. В Сумраке он даже не умел превращаться в крысу, хотя руки его становились похожими на лапы грызуна, а резцы удлинялись. Кроме всего прочего, этот субъект вне человеческого мира был совершенно лыс. Но и вне мира, доступного лишь Иным, ничего крысиного в нем не проглядывалось. Напротив, Король больше всего напоминал откормленного и довольного кота.
Довольным ему надлежало быть хотя бы тем, что от имени Лелю и всех вервольфов Парижа ему были обещаны целые сутки, чтобы убраться из города и не быть преследуемым. Разумеется, в случае успеха предприятия. На случай неуспеха Лелю с несколькими
