– Петр Афанасьевич хотел сказать – таковых нет среди живущих, – отпустил реплику Гэссар.
– Яков Вилимович Брюс, – сказал Пресветлый. – Вот кому вы должны будете ассистировать, дражайший Леонид Сергеевич.
Конечно, Александров слышал это имя. Он читал о Брюсе еще в «Русской старине» и в дозорной школе узнал, что сподвижник Петра Великого все-таки был магом, но не чернокнижником, а Светлым. Однако же в энциклопедическом словаре «Российские Иные», изданном всего в нескольких экземплярах для образовательных нужд петербуржских и московских Дозоров, о Брюсе была только небольшая заметка.
Тем не менее прекрасная память сейчас же услужливо подсказала Леониду последнюю строчку: «Ушел в Сумрак 19 апреля 1735 года от Р. Х.».
– Постойте, – сказал тот, кого прочили в ассистенты мертвецу. – Друзу привезли в шестьдесят втором. А Брюс ушел в тридцать пятом. Как ему мог помогать Сен-Жермен?
– Они никогда не встречались, – ответил вместо Петра Афанасьевича Гэссар. – Брюс был посвящен в Иные в Англии, когда прибыл туда вместе с царем Петром Алексеевичем осматривать технические заведения и мастерские Лондона. Впоследствии он остался в королевстве и продолжил совершенствоваться в магии. В нем сразу разглядели огромный скрытый талант Иного. Во время своего обучения Яков, как и вы, молодой человек, проявил большой интерес к магии вещества. Тогда это называлось алхимией. Друза, можно сказать, выпускная работа Брюса.
– В нее вложена часть его души. – Петр Афанасьевич подошел к друзе и совершил несколько легких пассов над ней. – Раньше умели так делать. Это сейчас мы наполняем артефакты чистой силой, как батареи – электрическим током. А старые талисманы и магические орудия сродни щиту Ахиллеса: и в бой с ними можно было идти, и об эстетических чувствах создатели не забывали. Недаром старинные колдовские реликвии так ценятся.
– Как же тогда она попала к Сен-Жермену? – Леонид не сводил взгляд с друзы.
– Яков Вилимович оставил ее в Англии. Потом она переходила из рук в руки, пока ее не прибрал парижский Ночной, – ответил Гэссар. – Было это еще в сороковые годы прошлого столетия. Кто-то пытался извлечь всю ее силу или, может, вытянуть главный секрет. Я знаю только, что друза попала к парижанам расколотой, а граф Сен-Жермен сумел ее восстановить. Он вообще любил работать с драгоценными камнями. Можно сказать, то был его конек. Парижский Дозор не случайно именно этот предмет послал в Россию. До поры до времени он был у меня на хранении, но теперь мы передадим его французам. Как жест доброй воли.
Пресветлый все еще что-то делал над изумрудами. Кристаллы начали по-особенному играть, совершенно независимо от освещения кабинета.
Затем Петр Афанасьевич прекратил манипуляции и повернулся к Леониду:
– Не станем терять времени понапрасну. Я предвижу ваш следующий вопрос, Леонид Сергеевич. Каким образом мы вызовем Брюса из глубин Сумрака? Прав ли я?
Леониду ничего не оставалось, как кивнуть.
Одним из самых поразительных откровений, какие ему довелось изучить, было то, что Сумрак не имеет единства. Изначально Леонид думал, что магическая среда подобна другим известным ему средам – воздушной или водной. То есть имеет разную плотность в зависимости от высоты… хотя, скорее, тут все же глубины. В океане на разной глубине обитает различная флора и фауна, то же самое, полагал он, происходит и в Сумраке. А ушедшие маги сродни утопленникам или, вернее, даже русалкам и водяным – в своей среде они перерождаются. Водяные, кстати, бывают и на самом деле, среди сумеречных обличий Иных кого только нет – и черти, и драконы, может, и русалки имеются.
А вот с непосредственным Сумраком все оказалось по-другому. Это не одна среда, а много независимых сред. Видимо, правильнее говорить о них как об отдельных мирах. Доподлинно известно о двух, называемых слоями. На первом бывал и Леонид. Но что творится еще глубже, на самых низких, оставалось только гадать. Так же, впрочем, как и о том, что творится на океанской глубине. Может, где-то на морском дне в земном мире и жители Атлантиды еще здравствуют, и твари доисторические… Что тогда говорить о мире неземном?
– Друза все еще хранит частицу его души. Следовательно, он ушел не весь. Не целиком. Тонкая нить еще связывает его с нашим миром.
Изумруды переливались. Теперь кристаллы напоминали зеленый маяк посреди зеленого суконного моря.
– …Однако чтобы вытянуть его за ту нить, понадобятся разом силы всех Иных нескольких российских губерний.
– И даже в этом случае он продержался бы среди живых от силы несколько минут, – добавил Гэссар. – Естество не обманешь, и сверхъестество – не исключение.
– Но другой способ все же существует? – не удержался заинтригованный Леонид.
– Да, – ответил Гэссар. – Он известен магам Востока, но доступен только исключительно сильным. Таким, кто вне категорий. А Брюс был как раз из таких. Один мой старый друг… пользовался им, у него-то я сам и научился. Вся трудность в том, что ушедший в Сумрак должен иметь ученика среди живых.
– …А единственный ученик графа, к нашему великому сожалению, ехать в Париж не имеет сейчас никакой возможности. Перед уходом Брюс возложил на него весьма непростое поручение, – сказал Петр Афанасьевич[6].
Гэссар понимающе кивнул. Они вдвоем словно исполняли фортепианный концерт в четыре руки для одного слушателя.
– Вы хотите сказать, что я стану учеником Брюса? – изумился Леонид, так и не решившись спросить, в чем состоит поручение того, другого ученика. – Но как?!
– Через друзу, – сказал Гэссар. – Мы призовем его, и вы, молодой человек, попросите его стать вашим наставником. Сумрак чтит и поддерживает родство учителя и ученика, которое крепче родства по крови. И тогда вы сможете стать поводырем Якова Вилимовича. Его глазами и ушами.
– А коли не возьмет? Кто я, а кто – он?
– Об этом, любезный Леонид Сергеевич, не беспокойтесь, – вместо гостя из Туркестана заговорил опять Пресветлый. – Тень ушедшего лишена физического… то есть, если угодно, вещественного тела. Хотя и духом в традиционном мистическом понимании не является. Ушедший Иной всегда между жизнью и смертью. Между человеческою жизнью и человеческою смертью. Это, возможно, наше главное проклятие. Но если мы встретимся с тенью… а мне приходилось не раз и не два… она видит не оболочку. Она видит нашу суть. То, что Сумрак проявляет десятками лет, пока не закрепит в нашем Ином облике, как на фотографической карточке, для ушедших очевидно, как в ясный день. Поверьте мне, Леонид Сергеевич, уж если мы не нашли лучшей кандидатуры, вряд ли сам Яков Брюс станет противиться. Другой вопрос, готовы ли вы?
– Я-то готов… – сказал Леонид.
– Тогда подойдите к друзе, – неожиданно властно сказал Гэссар.
– Что, прямо теперь? – Младший сотрудник научного отдела петербуржского Дозора оробел от так скоро развивающихся событий.
– Я, может быть, напрасно не сказал вам этого раньше, Леонид Сергеевич, голубчик, – покаялся Петр Афанасьевич. – Время дорого. Выезжаете уже завтра.
