А денег он заработает, факт. Мастерская, куда он устроился после армии, принадлежала местному фермеру, бывшему городскому жителю, а ныне владельцу крепкого хозяйства Петру Павловичу Вишнякову.
Вишняков появился в Рождественке два года назад. Сам факт покупки городским жителем дома в деревне никого не удивил: половина дворов уже принадлежала дачникам. Но прошло лето, раскупленные горожанами дома опустели, а Вишняков уезжать, похоже, никуда не собирался. Любопытный рождественский народец тут же решил выяснить, а какие такие виды имеет этот городской на их деревню? Но выяснять ничего не пришлось. Осенью Вишняков начал утеплять коровники, установил там поилку, отремонтировал крышу механических мастерских, привел в порядок огромный двор. Всем стало ясно: мужик обустраивается не на один день. С тех пор хозяйство Палыча только ширилось, крепло. Он нанял работников из числа самых трезвых жителей Рождественки, платил им по деревенским меркам немыслимые деньги, а всяких просящих на опохмел гнал прочь. Так и разделилась Рождественка на два лагеря: малая часть уважала Палыча, остальные же, кто был особенно ленив и стабильно пьян, завидовали и злобствовали.
В тот год Миха вернулся из армии. Мать, поняв, что у старшего сына в деревне одна дорога – спиться, подтолкнула его сходить и попроситься на работу к новому фермеру. Тот взял еще не испорченного бездельем парня с удовольствием. Правда, предупредил сразу: филонить не позволит. Палыч нравился Михе. Миха прекрасно понимал, почему Вишнякову завидуют: такого порядка в хозяйстве не было ни у кого из коренных жителей Рождественки. Да что говорить, у большинства в сарае по одной коровенке да огород с картошкой! А у Палыча свинарник теплый, небольшая птицефабрика, в коровнике все механизировано, даже вода в поилку подается всегда свежая. А техника! Вот за этой техникой и поставил Палыч следить Михаила Тихонова. И зарплату ему платил приличную. Без лишней скромности сказать, отрабатывал Миха эти деньги сполна. Иной раз дотемна в мастерской задерживался, а если надо, то и на ночь останется, чтоб работу закончить.
Миха вернулся мыслями к кладбищу. То, что он увидел, могло и ничего не значить. Залетный бомж обосновался на ночлег, например. Но крест! Почему он вращался? «Завтра схожу туда, пока еще не совсем стемнеет. Посмотрю, может, и пойму, на какой могиле механизм установлен. Не руками же она его поворачивала, фигура эта! А если там тайник? И в нем клад? Вот здорово!» – размечтался он. С мыслями о несметных сокровищах, которые непременно найдет, Миха заснул.
В соседней комнате на старой пружинной кровати ворочалась его мать. Странные сны, в которых она то боролась с ведьмой, то излечивала людей прикосновением руки, не давали ей спокойно спать всю неделю. И еще снилась мать, которую Елена никогда в своей жизни не видела. Она говорила: «Прости меня, доченька» – и исчезала за пеленой сна. Елена тянула к ней руки, точно молила, чтобы она осталась, лицо жгли сонные слезы, но мать опять виновато вздыхала и растворялась во тьме. Утро наступало, неся неизведанное раньше томление по чему-то светлому и недоступному.
Неделю назад ей исполнилось сорок. «В сорок лет придет к тебе дорогой человек и откроется тебе Любовь, только первенца своего береги пуще глаза», – предрекла ей заезжая цыганка, попросившая кружку воды. Елена тогда ей поверила как-то сразу, скорее себе в утешение: в свои тогдашние тридцать она и знать не знала, что такое любовь, живя с немолодым мужем из чувства долга, но не более того. Она была ему благодарна за то, что взял ее, сироту и бесприданницу, замуж, освободив в шестнадцать лет от непосильной ноши: она ухаживала за своей престарелой бабушкой, зарабатывая им на жизнь чем придется. Иногда удавалось продать связанные слепой бабулей салфетки, иногда получить копейки за прополку чужого огорода… Однажды сорокалетний вдовец Василий, живший у речки, пришел к ним в дом с бутылкой наливки и пирогом. Он о чем-то недолго поговорил с бабушкой, присев на стул возле ее кровати, а потом вышел в кухоньку, где Елена готовила немудреную закуску, и тяжело опустился на шаткий табурет. «Пойдешь за меня замуж, Елена, – спокойно сказал он, глядя почему-то в окно. – Так будет лучше». Елена только молча кивнула. Свадьбы не было, расписались в сельсовете и дома выпили по рюмке вина. Дом Василия заколотили досками и стали жить в их с бабушкой избе. А его дом так и стоял на краю деревни, ветшая и приходя в негодность. До прошлой недели. Елена очень удивилась, когда к ним приехал из города солидный мужчина и, быстро оформив необходимые бумаги, выкупил его у них.
В восемнадцать Елена родила сына, а еще через двенадцать лет – второго. А спустя год слег Василий, сломав себе позвоночник. Умер он тихо, как и жил.
С тех пор она все чего-то ждала, сама не понимая чего. Когда ей исполнилось сорок, стали приходить эти сны. А в них – мама, молодая и отчего-то всегда очень грустная.
Глава 2
– Мам, ну почему мы должны ехать в эту Задрипенку?! – Алена умоляюще сложила руки: жест вроде бы и просящий, но тон, каким был задан вопрос, не оставлял сомнений – она категорически не согласна!
– Не Задрипенку, а Рождественку, – терпеливо поправила дочь Елизавета Евгеньевна. Она и сама не понимала, зачем ее муж купил старую развалюху на окраине деревни. Они планировали провести отпуск в Греции, как и в прошлом году. Были забронированы отель, билеты, и вдруг – этот каприз. То, что это каприз, Лиза не сомневалась. Хорошо, если ненадолго. Промается ее привыкший к цивилизации муженек в сарае и с клозетом в конце двора дня три и запросится к морю. Кстати, готовить ему еду на газовой плите с баллонами она не собирается. Да и вообще кухарить тоже. Пусть ест подножный корм: огурчики, петрушку, что там еще растет на огородах? Глядишь, похудеет: живот его давно уже напоминает футбольный мяч огромного размера.
– Мам, ну сделай что-нибудь! Ты ж не хочешь провести лето среди навозных куч и комаров? А обо мне вы подумали? Что я там делать буду? Жора со Стасей будут на солнышке греться, а я в речке-вонючке купаться?
– Папа говорит, там вполне приличная река, Юза, кажется, называется. – Елизавета Евгеньевна чувствовала, что говорит неубедительно, но поделать с собой ничего не могла. Ее муж, уходя утром на работу, взял с нее обещание, что она уговорит Алену поехать в деревню. А как уговаривать, если у самой все против? Не хочет она ехать в эту Рождественку,
