Для начала следовало найти бутыль с остатками препарата и разбавить его до кондиции. Бутылка нашлась в кармане пиджака. На дне её плескалась тёмная жидкость, которой хватило бы, чтобы на день привлечь к труду целое учреждение.
Поставив бутылку на стол, Минц начал разыскивать пустую посуду. Он доставал бутылки, колбы, бутылочки и пузырьки с полки, из-под стола и из других мест. О некоторых он давно уже забыл, другие вызывали в памяти профессора приятные воспоминания об удачах или тяжёлые вздохи, свидетельствующие о временных отступлениях.
Вот колба, в которой незаменимое средство от комаров, не убивающее их, но заставляющее отлететь на два метра в сторону. От этого средства пришлось отказаться, потому что в порядке естественного отбора комары отращивали хоботки длиной ровно в два метра и доставали ими профессора из-за пределов охранной зоны.
Вот средство для развития музыкального слуха, вот пробирки неизвестно с чем, вот бутыль со стимулятором роста для шампиньонов, под влиянием которого грибы за одну ночь достигают метрового размера.
Профессор любовно перебирал сосуды и так увлёкся, что не заметил, как пролетел час. Его вернул к действительности шум на дворе. Оказывается, маляры завершили работу и собирали кисти и вёдра, с некоторым удивлением поглядывая на плоды своего труда, соседи прервали сооружение бассейна и прощались, отходя ко сну. По одиночке, усталой походкой, с реки возвращались тунеядцы.
— Что-то будет завтра, — произнёс Лев Христофорович и лёг спать. Он питал надежды на то, что препарат не совсем выветрился из организмов хорошо потрудившихся людей.
Профессор спал крепко и смотрел сны, в которых всегда находил темы для завтрашней научной работы. Он не слышал, как тихонько отворилась дверь и тёмная человеческая фигура, прикрывая ладонью свет электрического фонарика, проникла внутрь и остановилась у порога. Луч фонарика робко обшарил комнату, задержался на мгновение на кровати, зайчиком отразился от лысины профессора и замер на столе, среди бутылочек.
Человек на цыпочках подкрался к столу и остановился перед рядом сосудов. Он поднимал и просвечивал фонариком бутылки до тех пор, пока не отыскал нужную. Тогда он спрятал её за пазуху и покинул комнату, беззвучно закрыв за собою дверь. Профессор безмятежно спал и видел во сне пути к решению задачи увеличения веса крупного рогатого скота.
Утром профессор поднялся раньше всех и, перед тем как взяться за новые опыты, уселся у окна, глядя во двор.
Первыми прошли на работу Василь Васильич и Валя Кац. Были они оживлённы и веселы. Казалось, вчерашнее переутомление никак на них не отразилось.
— Как дела? — спросил Минц.
— Отлично, Лев Христофорович, — ответил Валя. — Сегодня после работы будем бассейн завершать. Вы к нам не присоединитесь?
— С удовольствием, — согласился профессор.
Настроение у него улучшилось. Налицо был остаточный эффект, возможно, длительного свойства.
Показался Корнелий Удалов. Он тоже спешил на работу. При виде профессора он кивнул ему и почему-то схватился за оттопыренный карман. Профессор не заподозрил ничего неладного и спросил:
— Как самочувствие, Корнелий Иванович?
— Лучше некуда, — ответил Удалов и подмигнул ему.
Вслед за Удаловым вышел подросток Николай Гаврилов с учебниками и тетрадками под мышкой и сказал матери, высунувшейся из окна ему вслед:
— Мама, не утруждай себя. У тебя давление. А картошку я почищу, как только вернусь с практики.
Это тоже был добрый знак. Профессор проводил Гаврилова взглядом и потом перекинулся несколькими словами с его матерью.
Убедившись, что препарат никому из его знакомых не повредил, профессор совершил разведочный поход в магазин к Римме.
Римма скучала. Ей не с кем было воевать и ругаться. Вместо обычной нетерпеливой толпы тунеядцев в магазине ошивались лишь два субъекта, их лица профессору были незнакомы.
Лев Христофорович купил у Риммы две бутылки лимонада и сказал тунеядцам лукаво: «Вы у меня ещё напьётесь. Вы ещё потрудитесь, голубчики». Тунеядцы огрызнулись, не поняв слов профессора. А Минц поспешил домой.
По дороге он повстречался со знакомыми малярами. Они несли кисти и вёдра на новый объект.
— Привет, папаша, — сказали они профессору. — Славно мы вчера потрудились.
— Сегодня не переутомляйтесь, — заботливо проговорил Минц.
— Не беспокойся, не переутомимся, — ответили маляры. — Но и поработаем с удовольствием.
Счастливая улыбка не покидала лица профессора. Он дошёл до угла Пушкинской улицы, и тут улыбка сменилась выражением крайней тревоги.
Посреди Пушкинской улицы, рядом с катком и генератором, стояли группой дорожники в оранжевых жилетах и пластиковых касках. Перед бригадой, как Суворов перед строем Фанагорийского полка, шагал Удалов, держа в одной руке тёмную, знакомую профессору бутылку, в другой — столовую ложку. Он наливал в неё жидкость из бутылки и протягивал ложку очередному ремонтнику.
— Это вакцина, — приговаривал Удалов. — От эпидемии гриппа. Из области прислали. По списку. Обязательный приём внутрь.
Рабочие и техники послушно раскрывали рты и принимали жидкость.
— Корнелий Иванович, остановитесь! — крикнул профессор, подбегая к Удалову.
Но Удалов сначала убедился, что последний член бригады принял лекарство, и лишь затем обернулся к профессору и отвёл к стоящему поодаль дереву.
— Вы меня, конечно, простите, что без разрешения. Но в интересах дела, — сказал он вполголоса, чтобы не услышали дорожники. — Они сегодня у меня до ночи проработают, а то квартальный план горит. Это не повредит. Пусть хоть разок выложатся. Я и в конторе вакцинацию провёл, и в диспетчерской. По моим расчётам, к вечеру план выполним и выйдем в передовики.
— Ну как же так, — укоризненно произнёс профессор. — Вам же пришлось, наверное, ночью ко мне в комнату заходить. Вы же могли споткнуться, упасть.
Добрый профессор был расстроен.
— Не беспокойтесь, Лев Христофорович, — ответил Удалов. — Я же с фонариком.
Он обернулся к дорожникам и сказал зычно:
— За работу, друзья.
Но с дорожниками творилось нечто странное. Они не стремились к лопатам и технике. Напевая, они сошлись в кружок, и бригадир помахал в воздухе рукой, наводя среди них музыкальный порядок.
— Что происходит? — удивился Удалов.
Бригадир поднял ладонь кверху, призывая к молчанию. Затем сказал:
— Раз-два-три!
И бригада затянула в четыре голоса сложную для исполнения грузинскую песню «Сулико».
Как поражённый громом, Удалов стоял под деревом. Окна в домах раскрывались, и люди прислушивались к пению, которому мог бы позавидовать ансамбль «Орэра».
— Что? Что? — Удалов гневно смотрел на профессора. — Это ваши штучки?
— Минутку. — Профессор поднёс к носу пустую бутылочку. — Я так и думал. В темноте вы перепутали посуду. Это препарат для исправления музыкального слуха и создания хоровых коллективов.
— О, ужас! — воскликнул Удалов. — И сколько они будут петь?
— Долго, — ответил профессор.
— Но что тогда творится в конторе?
— Не убивайтесь, — сказал профессор, прислушиваясь к стройному пению дорожников, — можно гарантировать, что ваша стройконтора возьмёт в области первое место среди коллективов самодеятельности.
— Ну что ж, — сказал печально Удалов. — Хоть что-то…
Любимый ученик факира
События, впоследствии смутившие мирную жизнь города Великий Гусляр, начались, как и положено, буднично.
Автобус, шедший в Великий Гусляр от станции Лысый Бор, находился в пути уже полтора часа. Он
