– Конечно, правда. Слова нам теперь не помогут, хоть красные, хоть зеленые.
– Блямс, – сказал «богомол».
– Прости, я не тебя имел в виду. И, кстати, дорогой ты наш, на тебя теперь вся надежда. Мы, как понимаешь, никаких дырок, провалов, расщелин и прочих входов-выходов увидеть не сумеем. Так что сейчас пообедаем, и начинай внимательный осмотр этой местности. Походи здесь, покружись, каждый камень пощупай-понюхай. Только будь осторожен, сам в какую дыру не свались.
– Это дело, – кивнула Илона. – Доставайте провизию, хотя бы поедим напоследок не ужимаясь.
– Зачем ты так? – с укоризной посмотрел на нее косморазведчик.
– Как? Ты что это, подумал, небось, что я с жизнью проститься решила? Напротив, в удачу верю. И коль уж мы скоро окажемся в твоем благословенном мире двадцать шестого столетия, то о запасах пищи нам заботиться не придется, накормят.
– Двадцать второго, – сухо поправил Егор, понимая, что Забияка ерничает. «Боится, наверное, – подумал он. – Да и как тут не бояться. Вот и прогоняет страх такими высказываниями. Пусть. Лишь бы ей стало лучше».
На самом деле ему тоже было страшно. Он был почти уверен, что никакого выхода Блямс не найдет. А это значило, что они останутся в Зоне навсегда. И времени этому «всегда» осталось, может, день, может, час, а может, уже и последние секунды. «Интересно, почувствуем мы что-нибудь в мгновение «икс»? Скорее всего, нет. Просто все погаснет. Не только все вокруг, но и само сознание, поскольку исчезнет его носитель. Ну и ладно. Ну и хорошо. В конце концов, до рождения было то же самое. И ничего ведь, не жили как-то. Не жили – не тужили. Вот только успокаивать любимую подобными сентенциями лучше не стоит. Да и вообще, не жить мы всегда успеем. Сейчас бы выжить…»
Обедали не спеша, будто специально оттягивали миг, когда жестокая реальность убьет остатки надежды. Но рано или поздно все заканчивается. Остатки снеди вновь сложили в рюкзаки, и Забияка скомандовала:
– Давай, Блямсик, найди нам выход.
«Богомол» стал неспешными прыжками описывать большой круг.
– Ты что, по спирали потом будешь сужать? – крикнул наблюдавший за другом Плюх.
– Блямс-блямс-блямс! – замахал тот лапами.
– Говорит, что нет. Что ему с такого расстояния до центра описываемой окружности как раз все видно.
– Я же говорила тебе, что можно не дословно толмачить, – буркнула Илона.
– Так я и не дословно. Но чтобы суть была ясна. Ясна ведь?
– Ясна твоя суть. Ясна-красна.
– Ты не кручинься, – приобнял девушку Егор. И та не отстранилась!
– А чего кручиниться? Я, знаешь, о чем подумала? Ну не станет нас, и что? Сколько лет существует Вселенная? Миллион? Миллиард?
– Почти четырнадцать миллиардов.
– Тем более. Четырнадцать миллиардов лет нас не было, и ничего же. Вот ты чувствовал что-нибудь, когда тебя не было? Боль, тоску, голод, жажду? Нет ведь.
– Я тебе больше скажу, – улыбнулся Плюх. – Мне и до этих четырнадцати миллиардов неплохо себе не жилось. – Он не стал говорить ей, что подобные мысли посещали его совсем недавно.
– Потому и кручиниться не о чем. Наша жизнь – нечаянное и весьма краткое недоразумение, только и всего.
– Я бы с тобой согласился, если бы не один важный нюанс. Сколь бы краткой моя жизнь ни была, она не напрасна, если в ней есть ты. Я люблю тебя. Я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты это знала.
– Я тоже тебя люблю, – серьезно и строго произнесла Забияка. – Только вот когда не станет ничего и никого, любовь тоже исчезнет. Бессмысленно все это, Егорушка.
Сердце Плюха сладостно сжалось. Так любимая его еще никогда не называла. Ему до невозможного сильно захотелось прижать ее к себе, обнять, покрыть поцелуями, но при Блямсе, который, к тому же, в отличие от них занимался делом, это показалось ему неприемлемым. Впрочем, рука его по-прежнему лежала на талии девушки.
– Не бессмысленно. Не может любовь быть бессмысленной. Тогда и вся Вселенная – одна большая глупость.
– А так оно и есть. Ты не знал?
Косморазведчик не успел узнать, шутит подруга или нет. Блямс, ускакавший метров на двести от них, замахал издали лапами:
– Блямс! Блямс-блямс-блямс!..
Плюх нахмурился.
– Что? – свела брови и Забияка.
– Далековато, видать. Устройство ерунду какую-то переводит… «Похоже… кого потеряли… плавает…»
– А ближе подойти тебе высшее образование не позволяет? Про религию не спрашиваю, извещена уже, что атеист.
– Скорее агностик, – засмеялся Егор. – Как же я люблю твои шутки! Идем к Блямсу.
– Шутки? – зашагала рядом Илона. – Я всегда полагала, что не умею шутить.
– А разве есть что-то, чего бы ты не умела?
– А вот я в тебе не люблю этот твой подхалимаж!
Неизвестно, до чего бы их довели подобные препирательства, только «богомол» заблямкал вдруг столь истерично, что оба они даже вздрогнули.
– Стой! – вскричал Плюх. – Блямс говорит, что дальше оно.
– Что еще за оно?
– То, что раньше не мог связать переводчик. Наш зеленый друг сказал, что дальше перед нами дыра в земле, похожая на ту, в которой мы потеряли Тавказакова. Только она не стоит на месте, а плавает. И медленно сужается, скоро, наверное, совсем исчезнет.
– «Дно Зоны»… – проговорила Илона и вопросительно посмотрела на Плюха. – Хоть какой-то да выход.
– А больше никаких «дыр» нет?
Блямс помотал головой.
– Егор, если мы не сделаем это сейчас, то потеряем последний шанс.
– А если…
– Да плевать на «если»! Нет здесь больше ничего, а скоро и «ничего» не станет. Идем! Блямс, ты с нами?
– Блямс! – допрыгал до них «богомол», обогнув невидимую «дыру».
– Тогда направляй.
Глава 14
Блямс сделал пару прыжков, остановился и молча ткнул лапой перед собой. Он даже не блямкнул при этом, и Плюху стало страшно. Будто перед ним и впрямь была дыра, из которой вдруг повеяло холодом. Дыра в загробный мир. Как в старинных мистических романах, которые он не любил за откровенную глупость. «Вот они тебе и отомстили, – подумал он. – Книги надо любить. Даже такие. А то проглотят тебя и будешь…» Подобной ерундой он бы долго еще, наверное, оттягивал неизбежное, но Забияка прервала его мысли.
– Что встали? Вперед!
Она сделала широкий, как на параде, шаг и… ушла под землю, будто в воду нырнула. Косморазведчик почувствовал, как внутри что-то ухнуло, будто прыгнул он сам. И тут же снова нахлынула волна страха. Не за себя, про себя в тот момент он и думать забыл. Но Илона! Где она, жива ли? Узнать это теперь можно было, только отправившись за ней. Что он и сделал, предварительно схватив за лапу Блямса.
Сложно даже примерно сосчитать, сколько раз до этого он бывал в невесомости. Сейчас он очутился в ней снова. Но этот раз отличался от прежних весьма сильно. Во-первых, он чувствовал именно падение, его даже обдувало снизу воздухом. Но стоило это осознать, как дуновение прекратилось. А чувство падения осталось. Что было тем более странно,
