Назавтра по поиску тропинок работал уже десяток групп, но дальше чем на три версты вглубь никто продвинуться не смог. Разведчики приходили поздно вечером, вымотанные и промокшие до нитки, несмотря на кожаные бродни, давно уже перешедшие в категорию дефицита. Виновато докладывали об отсутствии результата, угрюмо отрыкивались от подколок друзей-товарищей и, перекусив, заваливались спать, чтобы утром снова уйти в поиск.
Через два дня я уже сам стал сомневаться, что сможем осуществить задуманное, но удача всё же улыбнулась нам. Когда Остапец, бывший старшим одной из групп, подошел доложиться, уже по лицу было видно, что что-то они нашли.
– Иваныч, присаживайся и рассказывай… На, держи, пока не остыл, – протягиваю ему кружку с чаем.
– Докладываю, командир. Тропку мы не нашли, но… На следы наткнулись. Ходил кто-то по болоту.
– …А это не может быть нашими старыми следами? Может, другая группа там пробегала?
– Не, наши не такие дурные, шоб бычки кидать где ни попадя.
– Что за бычки? Наши или?..
– Не германские, наша махра. Цигарка из газеты кручена, по виду – два-три дня пролежала. – Остапец достает из кармана бумажный пакетик с находкой. – Хозяин чуток мимо «окна» промахнулся.
– Ну, это уже что-то! Молодцы!.. А может, перебежчик какой к гансам подался? Дай бог, чтоб не дошел.
– Не-а, не перебежчик то был. – Фельдфебель, довольно улыбаясь, выкладывает главный козырь: – Мы аккуратно прошли по следу-то. И на махоньком таком островке ухоронку нашли. Тама береза росла когда-то. Теперича один пень остался. Вось в нём и сделан тайничок. Не от людей, от зверья. В тайнике мешочек, жиром промазанный, а в ём сухарей немного, чекушка, кисет и спички.
– Так-так-так… И что ты обо всём этом думаешь, Иван Иванович?
– Контрабандисты ета, вот те крест, командир. – Старый вояка азартно крестится, не замечая, что рука занята посторонним предметом. – Мы ешо до войны такие вось тайники скока раз находили!
– Что же им таскать-то сейчас, контрабандистам твоим?
– Того не знаю, но Митроху с Паньшиным я на ночь возле пенька оставил.
– Не мало, всего двоих?
– Не, ночью цераз топь нихто не пойдёт. Это – на всякий случай, для порядку. А с утречка надо пятерку в засаду ставить.
– Думаешь, обратно пойдут? Когда и сколько?
– Сухарей там – неполный фунт, водки – чекушка, как раз на двоих-троих человек. Аккурат на короткий передых. А пойдут сёння-завтрева. – Остапец ловит мой удивленный взгляд и объясняет, как само собой разумеющееся: – Чую я их…
Ну, если Иваныч говорит, что пойдут, значит, так и будет. Его чуйка – явление феноменальное, ни разу не подводила, прям телепат-экстрасенс какой-то, а не фельдфебель.
После обеда я в очередной раз убедился в этом. Засада привела с собой двоих пленных. По виду – оба гражданские, одеты с дешевым шиком городских окраин, но сапоги и одежка явно приспособлены для прогулок по болотам. Один, белобрысый, с округлым красным лицом, до сих пор не может прийти в себя и, раскрыв рот, только неверяще оглядывается вокруг. Второй, чернявый, с глазами слегка навыкате, нос с небольшой горбинкой, в общем, цыганистого такого вида, держится спокойней и только зло поглядывает по сторонам. Руки, естественно, у обоих связаны, на шее у белобрысого висит солдатский вещмешок.
– Ну что, гости дорогие, добро пожаловать. Кто такие, откуда и куда путь держите? – начинаем допрос с пристрастием, уж больно интересные типы забрели на огонек.
– Та местные мы, к сродственнику ходили. Прихворал ён… – начинает чернявый «сказки дядюшки Примуса». – Шли себе по дорожке, ворочались обратно, а тут – ваши бандюки, как снег на голову!..
– Ты, дружок, поакккуратнее со словами, – обращаюсь к «цыгану», когда его голова от тумака, данного конвоиром, возвращается на прежнее место. – Тут тебе не бандюки, а солдаты российской армии. А будешь лаяться, в следующий раз прилетит посильнее и в очень болючее место.
– Вашбродь, вот при них нашли. – Паньшин выкладывает на траву две финки в ножнах и потёртый «велодог» мелкашечного калибра. – И ещё они вот енто тащили.
Стащив с шеи белобрысого носильщика вещмешок, он снимает лямки, разрезает туго затянутую тесемку и высыпает на траву десятка три небольших бумажных свертков. Где-то я очен-но похожие уже видел!.. Ага, вспомнил, и не особенно удивлюсь, если содержимое будет таким же, как в пакете, найденном в буфете у покойного Бени, осиновый кол ему в ж… в сердце, уроду моральному!..
Разрываю бумагу одного из пакетов, – так и есть, ровными рядами, как конфеты в коробке, лежат коричневые бочонки с надписью «MARK», и в каждом, как я понимаю, – по одному грамму кокаина.
– Слышь, вашбродь, давай договоримся. Половину тебе и твоим… солдатам, с другой половиной нас отпускаете, – наркодилер начинает торговаться, как баба на базаре. – Цену ему сами, небось, знаете. А тут – чистяк, ни сахарной пудрой, ни зубным порошком не бодяженный… Так как, договоримся?..
– Ты, я смотрю, не иначе, как головушкой своей дурной обо что-то ударился, – потихоньку начинаю закипать праведным гневом. – Ты со мной, боевым офицером, торговаться собираешься?! Да вас, идиотов, взяли в расположении воинской части. Вы оба для меня – германские шпионы со всеми вытекающими последствиями!.. А ты мне только половину предлагаешь, скотина болотная?! А ну, братцы, дайте им, как следует!..
– С-суки!.. – «Цыган», по-видимому, главный в этой парочке, собирается что-то возразить, но ему тут же прилетает напоминание о том, что иногда лучше молчать, чем говорить. Командир пятерки, не долго думая, засандаливает ему с правой в печень, и, пока тот пытается прийти в себя, начинаем разговор с «ведомым». Для начала белобрысый получает несильный, но очень болезненный удар пониже уха, но упасть рядом с товарищем ему не дают. Потому что, войдя в роль, ору ему:
– Кто такие?! Откуда шли?!
Клиент не выдерживает и, хлюпая носом от обилия ощущений, сначала невнятно, затем более отчетливо рассказывает о том, что никакие они не шпионы, а простые мирные контрабандисты, ходившие за хабаром на германскую сторону. Что, собственно, и требовалось доказать.
Очухавшийся главарь на автопилоте презрительно сплевывает своему напарнику под ноги, затем, спохватившись, втягивает голову в плечи, не зная, чего ожидать за подобное святотатство. Это хорошо, что ты боишься, легче будет договариваться. Но немного позже…
– Этих двоих отвести во-он туда и привязать к дереву. Выставить часового. Если будут что-нибудь вякать, разрешаю бить, но не до смерти. Мы же не можем мертвяков расстреливать, а им, как германским шпионам, только это и светит. Я сейчас к господину полковнику, напишем приговор военно-полевого суда, и всё. – Тушки уволакивают
