— Жители Мерквика очень любят Микаэлу, — продолжал Фокс. — В отдельных городах ее магия запрещена, да и во всей Одалии с подозрением относятся к заклинателям. Но все же остаются те части королевства, где это не имеет большого значения.
Мне хотелось о многом его расспросить, но я не решалась. Глядя на своего брата, я не могла избавиться от ощущения, что вижу перед собой живой труп. И, несмотря на терпеливые разъяснения леди Микаэлы, все равно боялась изменений, которые могла принести смерть, — вдруг в его теле скрывается что-то иное. Он больше не носил стеклянное сердце, с лица не сходила бледность, а ноги при ходьбе время от времени скрипели и дергались. Но Фокс ни на что не жаловался и со стойкостью, неприсущей мне, сносил свою смерть. В отличие от нас ему не требовались еда и сон. Пока леди Микаэла совершала покупки, он терпеливо ждал.
Однако кое-что я все же заметила. Передвигаясь, Фокс не отбрасывал тени. Быстро обернувшись, я с облегчением отметила, что хотя бы моя тень на месте.
Если жители и знали об участи моего брата, то не подавали виду. Он вел себя тихо, говорил мало — как, впрочем, и при жизни. Но все равно что-то было не так. Он оставался спокойным и уверенным, глаза излучали доброту, и все же крохотная необъяснимая искорка, которая делала его Фоксом Пехлеви, исчезла. Это тайное чувство вины я еще долгие месяцы носила в себе.
Фокс улыбнулся мне. Весь остаток дня он почти не разговаривал и всегда держался поблизости. Думаю, он знал о моих страхах, но не пытался меня разуверить.
Позже леди Микаэла отвела меня на поля, где созревали рунные ягоды. Их посадили всего день назад, и уже за ночь из крошечных почек пробились тонкие стебли с цветами, которые вот-вот распустятся. Пока я восхищенно их разглядывала, лепестки раскрылись, и моему взору предстали яркие шары с переливающимися бриллиантами по центру. Стоило мне приблизиться к ним, как они тут же тускнели, а когда никто их не видел, взрывались цветом. Жители деревни собирали опавшие черные семена, оставшиеся от собранных плодов, чтобы снова посадить их после сбора урожая.
— Они помогут нам продержаться до Киона, — сказала Микаэла. Вместо того чтобы выжать из них сок и сделать вино, она попросила жителей порезать плоды на кусочки, которые запивала ромашковым чаем. От их горечи у меня жгло язык, но Микаэла требовала все съесть. — В течение года, начиная с сегодняшнего дня, съедай по одной каждое утро. Потом дважды в месяц — чаще, если сможешь.
— Что-то я не помню, чтобы мои сестры ели такое на завтрак.
Мне ужасно не нравилось, как ягодное послевкусие обволакивало язык, на долгие часы перебивая все остальные вкусы.
— Ты не Лесная ведьма и уж тем более не Водяная. Твои сестры — колдуньи, а не заклинательницы. Они не обладают той магией, которой владеем мы. Нам же, Костяным ведьмам, по понятным причинам нужна сила. Рунные ягоды насытят кровь железом, а выправку — сталью.
— А почему вы называете себя Костяной ведьмой, а не ашей?
Леди Микаэла принялась складывать рунные ягоды в большие седельные сумки, прежде чем ответить:
— Тия, я и есть аша. А еще Костяная ведьма. Одно невозможно без другого. И нам обеим нужно помнить: всегда найдутся люди, которые, независимо от твоего первого звания, станут осуждать за второе. Но секрет, Тия, заключается в том, чтобы гордиться и тем и другим — как хорошим, так и плохим. Это качество поможет тебе добиться своего, кем бы тебя ни считали.
— Госпожа Микаэла? — К нам подошел один из жителей — юноша с грустными глазами, в его стеклянном сердце изредка пробегали голубые искры.
Я ничего не поняла, но леди Микаэле все было ясно. Она вынула из сумки небольшой мешок и движением руки попросила нас с Фоксом следовать за ней.
Мальчик привел нас к невысокому дому. Внутри на кровати лежала пожилая женщина с затуманенными от жара глазами и стонала. Леди Микаэла аккуратно откинула одеяло и осмотрела стеклянное сердце, отливающее зеленым цветом на ее груди.
— Разрушение костей, — заключила она. — Для ее возраста не редкость, но процесс перешел в последнюю стадию. Мальчик, как тебя зовут?
— Таннер, миледи.
— Вскипяти мне воды, Таннер, и принеси чистую миску.
Леди Микаэла достала из мешка свертки и пузырьки, набитые различными видами сушеных трав. Смешала их в чаше — щепотку этого, горсть того, — разделила на небольшие части и рассыпала по бумажным пакетикам. Все это она проделала уверенными движениями: подобное происходило не впервые. Содержимое одного из пакетиков она высыпала в горячую воду.
— Это смесь из корня бузины, шалфея и адальта. Пусть твоя бабушка выпивает по чашке этого отвара три раза в день, после еды, — наставляла она. — Когда он закончится, завари новый. Запомни, на один чайник — один пакет. Этого количества должно хватить на четыре месяца, но к тому времени я надеюсь вернуться.
— Госпожа Микаэла? — В дверях появилась еще одна молодая женщина. Ее муж при падении сломал ногу.
Так мы и ходили за леди Микаэлой от дома к дому, исцеляя больных и раненых. Я все не могла понять, как аша узнает причины их недугов по одному лишь взгляду на стеклянные сердца. Но вскоре заметила закономерность: у больных они отливали зеленым, а у встревоженных членов семьи — голубым. Безразличие выражалось в оранжевом цвете, а страх — в желтом. У здоровых и счастливых людей сердца светились красным. За помощь моя наставница ничего не просила, оттого мое замешательство росло с каждым новым больным. В книгах говорилось, что аши могут исцелять болезни, но, как мне казалось, при помощи магии. На деле же все оказалось иначе.
Жители накормили нас простым ужином из хлеба и овощей, однако аша почти не притронулась к еде. Наш обход закончился лишь к вечеру, и староста деревни, сославшись на поздний час, предложил нам остаться на ночь.
— Тебя что-то беспокоит, Гарен, — с улыбкой заметила
