– Алло, – вскоре послышалось в трубке.
Милославская облегченно вздохнула и стала старательно прислушиваться к разговору.
– Игорь, это опять Семен, – прогремел Руденко. – Прости, что тревожу, но тут дело на миллион! – Три Семерки замялся.
– Что случилось?
– У нас в руках кейс.
– Прекрасно, разобрались с бумагами?
– Да нет, это уже другой, еще один! – Семен Семеныч оживился, чувствуя расположение собеседника.
– Как?!
– Долго объяснять. Понимаешь, его надо открыть.
– М-м-м, – задумчиво протянул Игорь.
– Ты сейчас где?
– Я с женой на экскурсии по городу. Едем на Соколову гору.
Уже почти прибыли.
– Но ты поможешь?
– Помогу.
– Как бы нам встретиться?
– Давай в аэропорту. У меня в половине второго самолет. В полпервого я буду на месте. Встретимся в терминале.
– Идет! Спасибо, Игорь! – Семен Семеныч отключил телефон и весело посмотрел на Милославскую.
Содержание разговора передавать ей не было необходимости, потому что связь была хорошей, и Яна все прекрасно слышала.
– Как дальше поступим? – спросил у нее Три Семерки.
– Полагаю, кейс пока надо отвезти в отдел, – проговорила гадалка.
– Правильно полагаешь, – поддержал ее Три Семерки, радуясь, что Милославская не стала настаивать на единоличном праве на кейс.
– И еще я полагаю, что у меня есть немного времени, чтобы поспать, – продолжила Яна. – Поэтому сейчас я отправлюсь домой, а двадцать минут первого встретимся в аэропорту на автобусной остановке. Идет?
– Идет, – согласился Семен Семеныч.
– Окажи услугу, – попросила гадалка, снова посмотрев на часы, – подвези до дома, времени на сон в обрез.
– Конечно, о чем речь, – ответил ей приятель, пожав плечами.
Сергей уже давно вышел из камер хранения и дал отбой всем своим сотрудникам. Было уже ясно, что подозреваемого на вокзале нет, и никто жизни и здоровью Милослвской уже не угрожает.
Опера разместились по своим машинам, а Яна с Руденко снова направились к его «шестерке».
– Виталика домой забросим, – сказал гадалке Семен Семеныч, кивая на своего совершенно замученного борьбой с массами молоденького напарника, который сразу как-то смутился.
– Забросим, – с улыбкой глядя на парня согласилась Яна, хотя ей не терпелось попасть домой. – Он нынче боевое крещение прошел.
Как оказалось, Виталий жил в той же стороне, что и Милославская, только вообще за городом, в поселке Лазурный.
В любом случае поворот на Лазурный был раньше поворота на Агафоновку, и гадалке так и так пришлось бы немного «покататься». Но она успокоила себя тем, что вокруг Лазурного прекрасная природа, которая всегда на нее оказывала живительное действие, столь необходимое ей в эти минуты.
Машина довольно быстро, или мечтающей побыстрее попасть домой Яне так показалось, миновала пыльные городские улицы и оказалась на загородном шоссе, ведущем в Лазурный.
Здесь дышалось легче и вообще было спокойнее. Руденко же то и дело поглядывал в зеркало заднего видения, став вдруг более опасливым. Видимо, он допускал, что подозреваемый все же мог следить за его подругой и теперь уже за ним самим.
Спустя пару километров «шестерка» свернула с дороги, заколесив по незаасфальтированной наезженной неширокой тропе. Она бежала вдоль березовой рощи, окаймленная невысокой пожелтевшей от солнца травой, среди которой местами возвышались неброские луговые цветы. Яна любовалась ими, а мужчины, казалось, ничего не замечали, погрязнув в поглотившей их угрюмости и озабоченности, которой, впрочем, было вполне логичное объяснение.
Вскоре в открытое окно повеяло свежестью, а вдали между деревьями замелькала какая-то речушка. С высокого берега открывался великолепный вид: берег был высок и обрывист и с него можно было наблюдать за переливчатыми изумрудными волнами и видеть очертания Лазурного.
Руденко остановился у самого края обрыва, предложив молодому подчиненному:
– Добежишь тут? Через мосток…
– Конечно, – ответил Виталий. – спасибо. Я бы целый час на маршрутке добирался. Фу-у-у… Как я устал!
Он открыл дверцу и ступил на примятую колесами траву. От вида расстилавшейся картины лицо его просветлело, видно, в родном месте дышалось легче.
Просветлела и Милославская.
– Беги, беги домой, отдыхай, – сказала она, и приятели попрощались с Виталием, который скорым шагом направился в сторону родного поселка.
– Как тут хорошо, Сема, – протянула Яна, когда ее приятель стал снова заводить автомобиль. – Красотища…
Три Семерки согласился с ней молчаливым угуканьем.
– Я словно живой воды хлебнула, – продолжала гадалка.
– Слушай, у меня идея, – вдруг оживившись, воскликнула она.
Семен Семеныч посмотрел на нее вопросительно.
– Только обещай, что ответишь согласием!
– Эх, мало ли ты что там придумала! – покачивая головой и улыбаясь, возразил Руденко и включил задни ход.
– Ничего я не придумала особенного!
– Может тебе опять бред какой-нибудь в видении пригрезился, а я на него подпишусь. Нет уж, сначала скажи, о чем разговор.
– Да что ты все о работе?! Я про другое совсем! На природу хочу сюда после расследования выбраться. Ты Маргариту возьмешь, пацана своего, посидим, подышим, раков половим…
Ну? Согласен?
– Согласен, – кряхтя и посмеиваясь, ответил Семен Семеныч и развернул машину, чтобы везти наконец размечтавшуюся гадалку домой.
ГЛАВА 18
Дом встретил Милославскую знакомым скрипом калитки, веселым шумом дубовой листвы под окнами, щебетом неугомонных воробьев, ласковыми лучами проглянувшего сквозь тучи солнца, играющими невесомыми пылинками, запутавшимися в этих лучах, как в паутине, и свежим ветром, налетающим как-то внезапно и исчезающим так же незаметно. Тут всегда было лучше, чем где либо, даже чем на самом престижном курорте.
Прохладный воздух, врываясь в открытую форточку, нещадно теребил полупрозрачный тюль и заставлял гадалку ежиться под тонкой шелковой простыней, под которую она юркнула сразу же, войдя в комнату и торопливо скинув с себя одежду.
Яна посмотрела на часы. Спать она могла себе позволить не более двух с половиной часов, и это удручало. Однако многообещающая перспектива окончания дела помогала ей открыть второе дыхание и смириться с любыми трудностями.
Джемма уже тихонько дремала у постели хозяйки, и, как только Милославская давала о себе знать легким шевелением, приоткрывала один глаз и настороженно приподнимала ухо.
