Неожиданно, Маркус положил свою руку вокруг руки Пенни, задавая своим жестом более быстрый темп, будто хотел подтолкнуть её, привести его к оргазму. Она кивнула, и, потворствуя его молчаливому запросу, наблюдала за ним с преданностью и очарованием: губы слегка приоткрыты и сдерживаемое дыхание, как будто он живое произведение искусства. Как если бы это движение и его стоны, всё время менее приглушённые, стали б драгоценными воспоминаниями, которые она хотела собрать, сохраняя эти моменты навечно, не забывая никогда.
В самом конце, после того как он издал хриплый, более длинный стон и грязно выругался, Маркус упал спиной на кровать. Он провел по голове рукой, растирая лоб, веки и щёки.
Пенелопа подумала, что, возможно, он хотел попросить её уйти, не говоря об этом, открыто.
«Почему хорошие вещи длятся так мало, и когда заканчиваются, то тьма, кажется ещё темнее?»
Она соскользнула с постели и собрала колготки вместе со всем остальным. Она бы навела немного порядок собственно и в квартире. Сердце в её груди казалось пересмешником, который умирает после того, как спел свою последнюю ноту.
Когда она направлялась к двери, Маркус её окликнул:
— Пенни.
Резко обернулась, почти испугавшись голоса, который не ожидала.
— Что?
Маркус сел и уставился на неё. Он выглядел так вызывающе, обнаженный и сильный, так похожий на статую, украшенную знаками предков, что хотелось бы повторить каждый жест, вернуться в постель, и повторить, по крайней мере, миллион раз, все поцелуи и объятия руками, и язык внутри, и его тело повсюду. Но она бы также довольствовалась, сделав лишь его фото и сохраняя его навсегда.
Маркус открыл рот, как будто хотел добавить что-то важное.
Но сказал только:
— Ничего, — и упал на кровать всем своим весом.
✽✽✽Она спросила его той ночью, по возвращении с работы, под необычайно звездным небом, зачем он приходил в библиотеку. Они молчали, Маркус курил, а Пенни думала. Затем она его спросила и тишина разбилась.
Он вдохнул большой глоток дыма и сказал:
— Хотел понять, почему ещё не пришёл ответ от Франчески и напомнить, тебе принести эти деньги. Но я видел, что ты была занята, и предпочел отвалить.
— Я не была занята. Я только разговаривала с Игорем о том, что...
Маркус ей бросил неприятную ухмылку, с натянутыми вверх уголками губ, а через расширенные ноздри выпустил дым, и его глаза были бесцветны, если не считать незначительного отражения от уличных фонарей.
— Ты думаешь, меня волнует то, о чём ты и Игорь говорите?
— Ты мог бы остаться.
— О, нет, я понял твои трюки, и предпочел позволить тебе доиграть.
— Какие трюки?
— Очевидно, что ты ищешь богатого идиота, так же, как и та шлюха Ребекка. Ты пробовала с Грантом, но для тебя плохо закончилось. Поэтому теперь ты ставишь на Игоря. Ведь я не виню же тебя, верно? Все варианты хороши, чтобы убраться из этого дерьмового места, когда тебе не хватает мозгов, чтобы добиться этого другим способом.
Пенелопа вздрогнула с такой яростью, что ей пришлось слегка развести в стороны руки, чтобы не потерять равновесие.
— Но что такое ты несёшь?
— Не делай такое расстроенное лицо, я на это не куплюсь.
— Я не бросаюсь на Игоря, также как раньше я не прыгала на Гранта! Как ты смеешь? Ты действительно мудак!
— Ты посмотри, какая великая новость.
— Маркус, иногда ты кажешься почти человеком, но иногда ты заставляешь меня жалеть...
— Что отсосала мне?
— Прекрати!
— Это то, что ты сделала, разве нет? И я должен признать – несмотря, что интуитивно видно полное отсутствие практики, ты справилась не плохо. Сразу видно, что ты создана для этого вида работ.
Пенни резко развернулась и подняла руку, готовая его ударить. Но Маркус был быстрее и сильнее и заблокировал её, медленно заведя запястье за спину.
— Я понял твою игру, Пенелопа, и знай, что мне подходит, даже очень, — сказал он. Они остановились на середине тротуара, в той части, где тень делала их лица мрачными.
— Я не веду никакую игру! И отпусти мою руку.
— Я повторяю, что мне подходит. Демонстрируй Игорю свое лицо хорошей девушки, а меня используй для секса. Лучшее использование меня ты не смогла бы найти. Мы в совершенной гармонии. Конечно, возможно, тебе было бы лучше лишиться девственности с ним, просто чтобы дать ему некоторое удовлетворение. Я уверен, что ты бы заработала красивое кольцо, и кто знает, сколько ещё дорогих подарков.
Пенни открыла рот и в ужасе уставилась на него. Почувствовала свои щёки в огне, а в сердце – что-то похожее на воткнутый меч. Но она не намеревалась позволить ему выиграть, плача или унижаясь. Хотела ответить ему взаимностью с таким же цинизмом, чтобы не показаться слабой и потерпевшей поражение. Она предпочитала считаться шлюхой, а не жертвой.
— Отпусти руку, — ещё раз спокойно сказала ему. А потом добавила, пытаясь сохранить тот же уверенный вид, — я рада, что мы сошлись хотя бы по одному пункту, а именно том факте, что секс – это приятно. Ты используешь меня, и я использую тебя. Всё остальное, это наши дела.
— Мне нравится, что всё прояснилось. Утвердив это, давай займёмся этим?
— Да.
✽✽✽Они начали прикасаться к друг другу поднимаясь по лестнице. На каждом этаже, как правило, тёмных в этот час, Пенни чувствовала руки Маркуса под юбкой. В первый раз в своей жизни она не боялась темноты. Вдруг он прислонил её спиной к стене и поцеловал так, что зажёг кровь. Она стояла с удерживаемыми над головой руками, прижатая к стене и обездвиженная его руками, с его ногой между её ног, чувствуя его язык как мягкий и густой шоколад, глубокий и горячий, а его губы, кусали её губы.
Затем они поднялись по лестнице и вошли в мансарду, быстро добираясь до дивана. Там он с силой стянул её колготки, почти со злостью, разрывая капрон на маленькие кусочки. Достал из кармана презерватив и открыл с обычной яростью. Пенни почувствовала мгновенный гнев при мысли, оттого что он носил его с собой, и спросила себя, были ли и другие в том же кармане, или у него уже был секс, а она была только последней этой ночью. Несмотря на эти вопросы, которые ранили её и наполняли отвращением, она впустила его внутрь себя, и в этот раз было легче. Он скользил без сопротивления и без боли. При каждом ударе казалось, что мир сжался, как будто вселенная исчезла, и более ничего не существовало за исключением его
