– Они давно взрослые, – объяснила я, – у самих уже дети есть.
– А когда они были маленькими? – не успокоилась девочка. – Моего возраста? Вы пилили их?
– Ты подросток, не детсадовка, – сказала я, – отчитывать пятнадцатилетнюю девочку пустое занятие. Надо применить метод естественных последствий. Впрочем, он и с теми, кто еще в школу не ходит, отлично работает.
– Это что такое? – спросила Зяма.
Я пустилась в объяснения.
– Ребенок хочет схватить, например, сковородку. Говоришь ему: не надо, горячо. Раз предупредила, два, три, но малыш все равно не слушается. Пусть берет.
– Так он обожжется! – испугалась девочка.
Я подоткнула под спину подушку.
– Верно. Это и есть «естественное последствие». В следующий раз, когда мать о чем предупредит, шалун вспомнит ту сковородку и прислушается к ее словам. Сразу ума у него не прибавится, но когда он раз десять обожжется, вот тогда придет понимание: лучше не игнорировать советы старших. А кричать бесполезно. Большинство детей от громких визгливых звуков глохнут. Хочешь, чтобы тебя услышали? Говори тихо.
Зяма опустила голову.
– Один раз я проснулась ночью, в туалет захотела. Никогда не встаю, а тут пришлось. Побрела по коридору, в моей спальне санузла нет. И слышу, как мама с Липой беседуют. Не хотела подслушивать, но они громко говорили. Это случилось до того, как та женщина на меня с кочергой напала! Липа просила у мамы денег, сказала:
– Миллион и еще пара сотен нужны.
Мама ей ответила:
– Никогда! Забудь!
Липа ее упрашивать стала, заплакала, но мама не изменила своего решения, рассердилась:
– Хватит! Твой муж как бездонная яма! Сколько ему ни кинь, все сожрет! Если ты дура, все отдать готова, то я нет! Не желаю слышать ничего о Сергее.
Маме не нравился дядя Сережа, второй муж тети Липы. Мамуля его называла… жиган… вроде так… жигалка…
– Может, жиголо? – спросила я.
– Точно! – кивнула Зяма. – У него фамилия Баклан. Мамуля ехидно так один раз сказала: «Сергею лучше фамилию Дятел иметь, но и Баклан сойдет. Что баклан, что дятел – все они трутни». Я не знаю, почему она это сказала. Дятел и баклан птицы трудолюбивые. А еще она Липу укоряла: «Тебя только бабло интересует». И мне теперь жуть как страшно! Мама оставила завещание. Все ее деньги принадлежат Олимпиаде. И наш дом тоже. Получается, что мне придется у Маркиной просить… ну, например, пирожное купить! Липа стала богатой. Я в ее власти. Ну почему мать так со мной обошлась? Что плохого я ей сделала? Конечно, я не та дочь, которой гордиться можно…
По щекам Зямы потекли слезы. Я вскочила и обняла ее.
– Милая, ты просто неправильно оцениваешь ситуацию. Даже если Алевтина считала Олимпиаду сестрой, она никогда бы не обрекла своего ребенка на унизительную роль сиротки с ладошкой ковшиком. Ты не поняла их разговор, не слышала подробностей. Мама, скорее всего, назначила Липу твоим опекуном. И предоставила ей временно возможность пользоваться твоими деньгами. Но когда тебе исполнится восемнадцать, ты станешь владелицей капитала.
– Нет, – решительно отвергла мою версию девочка, – когда мама… ну… мамы не стало, Липа пошла какие-то вещи брать у нее в шкафу. Потом выбежала из спальни, смеется, в руках вертит конверт, говорит мне: «Аля оставила завещание. Я буду твоим опекуном. Она все мне отписала. Вот читай». И сунула мне под нос бланк… Я его три раза прочла, только на четвертый смысл поняла. Мне ничего не досталось, все принадлежит Олимпиаде. Даже дом. А она…
Зяма замолчала.
Я встала.
– Детка, почему встал вопрос о деньгах?
Зяма закрыла лицо руками.
– Академия балета, где я учусь, платная. Деньги надо вносить до пятнадцатого января за весь год. Мама всегда сразу всю сумму отсчитывала. Вчера по е-мейл прислали квитанцию… Липа велела мне идти в спальню и там сидеть. А сама позвонила директору и объяснила:
– Зиновьева у вас продолжать учебу не будет. Балерина из нее никогда не получится, вы сами это прекрасно знаете. У Алевтины не хватало мужества дочери правду сказать, но мне трусость не свойственна. Светлана пойдет в нормальную школу, где ей дадут базовые знания, которых в вашем училище она не получит.
Зяма втянула голову в плечи.
– Вот!
Я молча смотрела на девочку. У Олимпиады нет своих детей, а многие женщины, которым не довелось стать матерью, не любят чужих отпрысков. Хотя порой и те, у кого сидят семеро по лавкам, своих чад обожают, а чужому запросто подзатыльник отвесят. Но поведение Олимпиады вообще ни в какие рамки не лезет! Алевтину еще не похоронили, а ее лучшая подруга уже стала распоряжаться судьбой Зямы!
– Она со мной поговорила, – прошептала Зяма, – спросила: «Решай, как мы будем беседовать? Как взрослые умные люди? Или станем общаться по схеме: малышка – тетя?» Я ей ответила, что не считаю себя маленькой. И услышала…
Зяма пригладила ладонью волосы.
– Липа долго говорила. Сейчас основные ее мысли изложу. Девушка с нарушением координации движений никогда не сможет танцевать на сцене. Идея работать хореографом тупая. Академию я окончу в семнадцать лет. В этом возрасте балеты никто не ставит. Меня даже поставить концертный номер не пригласят. Я маленькая, глупая, без балетного опыта. Инвалид. Кто такую на работу возьмет? Надо с этим смириться, окончить нормальную школу, поступить в институт, выбрать профессию для жизни. Бухгалтера. Редактора. Еще какую-нибудь, где на стуле надо сидеть. Иначе я с голоду умру.
Девочка поежилась.
– Но я хочу танцевать! Да, пока у меня не получается как надо. Но есть успехи. Я уже могу сделать три фуэте! Сразу после больницы я даже голову повернуть не могла. Педагоги говорят, что если я позанимаюсь еще лет пять, то все у меня получится. Директор мне предложил после окончания академии взять подготовительный класс. Буду малышей обучать. Но Липа не хочет платить. Вот так. Мама же собиралась для меня детскую студию открыть. Почему она все деньги Олимпиаде завещала?
По щекам Зямы опять потекли слезы.
Я протянула ей бумажную салфетку.
– Подожди расстраиваться. Лучше подумай, кто может с Маркиной поговорить? Кого Липа уважает? Или побаивается? Кто имеет на нее влияние?
Зяма протяжно вздохнула.
– Ну… дядя Сережа Баклан. Только… он умер. Я не очень хорошо его помню. Большой такой! Прямо огромный! Веселый! Добрый. От него конфетами пахло. Он мне всегда плюшевые игрушки дарил! А мама очень уважала своего гомеопата, постоянно к нему бегала. Лев Владимирович его зовут, он в клинике «Природонатуро» принимает.
– Как же ты в больницу ко мне одна добралась? – с запозданием удивилась я. – Не побоялась!
Личико Зямы вытянулось.
– Клиника находится недалеко от нашего дома. Я села на маршрутку у здания администрации поселка, доехала до метро. С непривычки было страшно. Но тетя Липа права, она мне сказала: «Аля тебя в вату укутывала, но она умерла. Теперь никто тебя за ручку водить не
