– Я не имею отношения к ГАИ, – обиделся Дегтярев.
– Слава богу, – не дрогнула медсестра.
Толстяк вынул удостоверение.
– Уголовный розыск.
Дама не растерялась и отправила мяч на территорию противника:
– Каждый преступник имеет право на получение медпомощи.
– Ну, погоди, сейчас мои парни весь дом в Ложкине перевернут, дерьмо найдут и сожгут, – пообещал Дегтярев и ушел.
Следующие полчаса я клялась Феликсу, Маше, Юре, Генке, Мише и Денису, что ни разу не употребляла самран, сегодня впервые услышала про это лекарство. Они вели себя не так, как Дегтярев, все делали вид, что верят мне, но, уходя, отводили глаза в сторону и говорили:
– Мигрень ужасная напасть, от нее с ума сойти можно. Но использовать препарат с тяжелыми побочными последствиями нельзя.
Мне никто не поверил. Даже Маша.
Последней в палату вошла Оксана.
– Начинай, – мрачно сказала я.
– Что? – спросила подруга.
– Запевай песню про опасность приема самрана, – фыркнула я, – сейчас мне ее исполнили на разные голоса.
– Не думаю, что ты так глупа, – сказала Ксюня, – не в твоих правилах глотать разную гадость.
Я села.
– Невероятно! В хоре идиотизма прорезался голос разума.
Оксана пересела со стула на кровать.
– Давай расскажу, что я видела. Это я привезла тебя сюда.
– Да ну? – удивилась я. – Как ты узнала, что мне плохо?
– Незнакомая девочка позвонила, – объяснила Ксюня, – в полной панике зашептала: «Вы Оксана Степановна? Дарью Васильеву знаете? Ей дурно у нас в гостях стало». И я полетела на зов. Ты лежала на полу и мирно спала. Зяма рассказала, что она проводила чайную церемонию, а ты вдруг упала, забилась в судорогах. Они уже прекратились, но девочка не знает, что ей делать.
Я повезла тебя сюда, по дороге созвонилась с владельцем клиники, он мой бывший коллега, мы много лет рядом работали, и попросила приготовить палату. Потом предупредила членов семьи.
– Где Зяма нашла твой номер? – поразилась я.
– Она сначала очень испугалась, потом взяла твой мобильный, открыла список быстрого набора, совершенно правильно решив, что близкие здесь. Я оказалась первой в списке. Возраст у девочки невелик, но она умненькая! – умилилась Оксанка.
– Ей вот-вот шестнадцать будет, – уточнила я.
– Правда? – удивилась подруга. – А по виду больше двенадцати не дашь. Совсем на современных подростков не похожа. Худенькая, невысокая. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – ответила я.
– Слабость есть?
– Да нет, – сказала я.
– М-м-м, – протянула подруга.
– Что-то не так? – напряглась я.
Оксанка посмотрела на штатив капельницы.
– С эпилепсией я нечасто сталкиваюсь. Но в медицине я много лет и знаю, что во время приступов у многих случается самопроизвольное мочеиспускание. Ты была в сухих джинсах. Ладно. Не все писаются. Но сейчас ты вполне бодра, слабости нет, выглядишь прекрасно. Хорошо, пусть ты обладаешь уникальной способностью восстанавливаться за пять минут. Но это огромная редкость. Может, тебя сшиб с ног не самран? Надо мне порыться в литературе, почитать про этот препарат подробнее. Однако, если верить патологоанатому, который тут выступал, ты никак не попадаешь в зону риска. Анальгин не пьешь, ведешь здоровый образ жизни, с мигренью борешься без лекарств, климакса у тебя нет. Разве что по возрасту подходишь! А почему твое запястье с внутренней стороны красное?
Я взглянула на левую руку и удивилась.
– Не знаю.
– Похоже, это аллергия, – пробормотала Ксюня. – Что ты носила?
– Браслет! – вспомнила я. – Его в нашей гостевой ванной забыла Алевтина, мать Зямы… Дешевое украшение ей дочка подарила. Девочка попросила вернуть браслет, истерила, требовала: «Обдайте его горячей водой, на полу микробы, и наденьте на руку, чтобы не потерялся по дороге».
– Ты это сделала? – спросила Оксана.
Я развела руками.
– А куда деваться? Зяма была в неадекватном состоянии!
– Ясненько, – повеселела подруга, – материал прокрасился и оставил след на внутренней стороне твоего запястья. Ну-ка, думай, кто и где мог тебе подлить лекарство?
– Понятия не имею.
– Поразмысли.
– Да кому и зачем понадобилось это со мной проделывать? – удивилась я.
Оксана наклонила голову.
– Кому ты дорогу перешла? В какое дело Дегтярева снова нос свой сунула?
– Честное слово, я вообще ничего про его дела не знаю, – поклялась я.
– Брала чужое?
Я обомлела.
– Подозреваешь меня, свою лучшую подругу, в воровстве?
– Конечно, нет, – сказала Ксюня, – но можно попросить, например, чужую помаду, чтобы губы покрасить, новый цвет примерить.
Я поморщилась.
– Ты знаешь мою брезгливость. Если вдруг мне понравится что-либо из чужой косметики, я запишу название фирмы, номер и куплю себе новую на пробу.
– Вещи? Платья? Помнишь, мы с тобой раньше часто менялись одеждой?
– В бедные годы бывало, – согласилась я, – но теперь мне не надо просить у тебя, например, туфли. И пользовалась я исключительно твоим гардеробом. А ты здорова и судорогами не страдаешь.
– Посылки получала?
Я покачала головой.
Дверь приоткрылась, послышался голос Зямы:
– Можно?
– Заходи, дорогая, – разрешила я и посмотрела в упор на Оксану.
Понятливая Ксюша поднялась.
– Поеду домой.
– Какая ты умница, – похвалила я Зяму, когда та села на стул, – догадалась, что надо позвонить Оксане.
– Я очень испугалась, – призналась девочка, – вас прямо как маму корежило.
– У Алевтины Михайловны бывали судороги? – спросила я.
– Недавно появились, – грустно сказала Зяма, – несколько месяцев уже. Она к гомеопату пошла.
– Травник – это хорошо, – согласилась я, – но ей следовало обратиться к невропатологу.
– Она к нему ходила, а он сказал: «У вас остеохондроз, он не лечится». Вот мама и отправилась в «Природонатуро». Ей там капли врач дал. Лев Владимирович. Я доктора этого никогда не видела. Хотя у меня голова часто болит.
Зяма помолчала и добавила:
– Ну… после того, как мне по затылку кочергой папина мать шандарахнула. Она умерла. Поэтому ее не наказали.
Я решила сменить опасную тему:
– Лев Владимирович опытный врач?
Зяма пожала плечами.
– Не знаю. Наверное, раз мама к нему ходила. Вот Липа его не посещает. Она обращается только в клинику, где маме обследование проводили. Там дорого. Но мамуля никогда денег не жалела. Они с Липой из-за них всего один раз поругались.
Зяма сцепила руки в замок и прижала их к груди.
– Тетя Липа работала в сумасшедшем доме медсестрой. Потом ее выгнали за какой-то проступок. Не знаю подробностей. И на работу нигде не брали, потому что на старом месте ей характеристику плохую дали. Мама ей сказала: «Не показывай бумагу, когда ходишь на собеседования». Липа заплакала: «Менеджер по персоналу всегда звонит на прежнее место работы, а там душ из дерьма на меня льют». Потом она стала у нас прислуживать, обед готовила, убирала, стирала. Мамуля ей все оплачивала, вещи свои отдавала. Ну вот так. А весной… Ой, не хочу сплетничать.
– И не надо, – сказала я, – нехорошо человека осуждать.
– Я не собиралась тетю Липу ругать, – возразила девочка, – опасно теперь так себя вести… Мамы нет. Получается, что я во власти Маркиной. Навсегда! До старости! Мамочка говорила, что очень меня любит. Почему тогда она так поступила?
– Как? – спросила я.
Глава 14
– У вас есть дети? – внезапно поинтересовалась Зяма.
– Двое. Сын и дочь, – ответила я.
– Вы их ругаете? Запрещаете многое
