«БМВ» с тонированными стеклами прошелестел мимо по мокрому асфальту, обдав «жигуленок» Руденко грязной водой.
– А, чтоб тебя! – Руденко включил стеклоочистители, которые задвигались туда-сюда по лобовому стеклу.
Яна проводила «БМВ» взглядом, и тут у нее в мозгу что-то сверкнуло, словно белая молния.
– Сеня, тормози, – негромко сказала она.
– Чего? – недоуменно оглянулся Руденко, но скорость сбавил.
– Это она, – словно сомнамбула прошептала Милославская, глядя назад на красные фонари удалявшегося «БМВ».
– Кто она, е-мое? – нетерпеливо поинтересовался лейтенант, совсем останавливая «жигуль».
– Горбушкина… – словно сквозь сон добавила Яна Борисовна, сама не понимая, откуда она это знает.
– Ты уверена? – переспросил лейтенант, уже разворачивая машину.
Он ударил по газам, стараясь не потерять из виду красные фонари, и погнался следом. Расстояние между ними мало-помалу стало сокращаться. Управляя «жигуленком» одной рукой, он успел связаться по рации с дежурным. Это немного было похоже на американские боевики, когда полицейский сообщает: «Преследую такую-то машину, которая двигается в таком-то направлении». Только у нас это выглядит несколько не так, а как бы в замедленной кинохронике. Наконец Руденко пообещали, что вводится в действие план «Перехват», но к этому времени, водитель «БМВ» уже понял, что машину преследуют. На своих стареньких «Жигулях» Руденко и так-то едва поспевал за мощным автомобилем, а когда водитель почуял погоню и прибавил скорость, то преследовать его стало еще труднее.
Еще некоторое время он выжимал из машины все, на что она была способна. Несколько раз их заносило и едва не бросило на бордюр, но лейтенант с честью выходил из затруднительного положения. Хорошо еще, что не было встречного транспорта. Два квартала Руденко удавалось видеть в конце улицы красные фонари «БМВ», а потом они пропали.
– Хватит, Семен, – остановила его Милославская, – мы их потеряли.
Она положила ладонь ему на плечо, но Руденко вошел в азарт. Скинув руку Яны Борисовны, он еще минут двадцать колесил по городу, пока по рации не пришло сообщение, что серый «БМВ» обнаружен в одном из дворов, неподалеку от места поиска.
– Черт, черт, черт! – лейтенант остановил машину и ударил ладонями по рулевому колесу.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Когда Яна приехала домой на милицейском УАЗике, любезно предоставленном ей Руденко, уже начало светать. Джемма обрадованно запрыгала в прихожей. Яна похлопала ее по мохнатой морде и, ласково отстранив, прошла в спальню. Она казалась самой себе бледной тенью – так велика была ее усталость. Стянув с себя брюки и откинув одеяло, забралась под него, но несмотря на то, что была измотана до потери пульса, чувствовала, что уснуть не может. Она открыла тумбочку, нащупала блок сигарет, достала пачку и закурила.
Джемма лежала рядом на ковре, положив голову на свои огромные лапы. В тусклом свете ночника ее шерсть отливала шелком. Она то и дело взглядывала на хозяйку – видно, ей передавалось Янино беспокойство. Выкурив сигарету, Яна прикрыла веки и постаралась расслабиться. Напряжение сегодняшнего дня плачевным образом сказалось на ее энергетических ресурсах, она ощущала себя обломком кораблекрушения.
Яна привстала, выключила свет и, откинувшись на подушку, замерла глядя прямо перед собой. Заметив на столике колоду карт, которую всегда старалась держать где-то поблизости, механически перевернула верхнюю. Это был «Джокер».
Ее зрачки слились с абсолютной тьмой, она стала медленно проваливаться в какую-то зыбкую вату. Это было блаженное ощущение, когда сознание еще работает, но мысли начинают путаться подобно нитям паутины, слипаясь и неожиданно разрываясь и повисая в черном пустом пространстве. Подобно пауку, Яна скользила по тонким волокнам, серебрящимся в окрестном мраке, и вскоре в нем проступил черно-белый прямоугольник.
Он медленно выехал из тьмы, кристаллизуясь на глазах. Еще через несколько секунд он причудливо заструился, точно ровная геометрическая плоскость превратилась в легкие порхающие складки какого-то одеяния.
Оно походило на облако кисейной пены, Яна чувствовала его бархатистую мягкость и – с щемящим ощущением потери – его магическую недоступность. Вдруг что-то хрустально замерцало на этой ткани – Яна уже не сомневалась, что это была ткань, – и стало неторопливо стекать. Прямоугольник присоединился к двум другим, которые Яна уже видела раньше.
Яна поежилась – капли жемчуга обожгли ее кожу прохладой, словно легкое чувство стыда, смешанного с непобедимым женским кокетством. Дышать стало легче, все ее тело было соткано из звонких веселых ручейков. Прозрачная влага подобно одеянию обволакивала ее, Яна легко ступала во мраке, точно ей были видны ступени или мостки, она скользила вслед за развевающимися складками, по-прежнему колышащимися где-то впереди. Она уже бежала, пока чудесный воздушный поток не подхватил ее и не бросил на пышную подушку. По ее телу разлилась незнакомая ей нега.
Неожиданно воздух стал уплотняться, словно ветер превращался во вздымающий горы черной пыли ураган. Темный ком тоски повис у Яны в гортани. Она схватила себя за горло, быстро выпрямилась в постели. Джемма тихонько заскулила.
– Что это? – Яна тяжело дышала и терла глаза.
Восторг сменился горькими разочарованием. Быстрый переход от одного эмоционального состояния к другому обернулся чувством абсурда и чудовищной незащищенности. Яна вскочила, словно что-то забыла сделать или боялась что-то забыть и заходила по комнате. Потом остановилась возле тумбочки, облокотившись на нее. При этом она низко наклонилась и, ощутив волну парализующей слабости, едва не опрокинула на пол бронзовую статуэтку совы, сидящей на мраморной подставке.
– Что это? – удивленно взглянула она на проявляющую признаки беспокойства Джемму.
Собака толклась в комнате, дефилируя от одной стене к другой.
– Надо успокоиться, – механически произнесла Яна и мысленно дала Джемме сигнал занять место возле кровати.
Собака моментально подчинилась и, испустив звук, похожий на печальный вздох, улеглась на ковер. Яна выключила свет и вытянулась на постели. «Эта карта ущербна, – мучительное чувство неудовлетворенности сжимало Янино сердце, – я должна заново ее нарисовать, изобрести, придумать…»
Она долго ворочалась, пока не заснула. На этот раз она видела во сне Джемму. Ей снилось, что Джемма стоит на противоположном берегу и истошно лает. Речушка совсем крохотная, но Яна боится ледяной воды. Она почему-то знает, что вода холодная, но как втолковать это Джемме? Но Яна злится не столько на упрямую собаку, сколько на себя – за трусость. Она негодует, потому что в глубине души уверена, что вода вовсе не холодная, а считает она ее таковой только из-за нежелания идти на поводу у собаки. Поколебавшись, Яна все же решается войти в воду – расстояние, разделяющее ее и Джемму, ничтожно мало. Она спускается к самой кромке воды, чувствует босыми ногами приятную прохладу и делает шаг навстречу Джемме. Но та вдруг, прекратив лаять, начинает не менее истошно скулить. Яна не в силах переносить эту собачью жалобу.
Кто-то стягивал с нее одеяло, по телу прошла волна неприятного озноба. Яна попробовала потянуть одеяло на себя, но оно не слушалось. Яна нехотя открыла глаза. Джемма с глухим рычанием сбросила одеяло на ковер и сердито рявкнула.
– Это некрасиво и неэтично, – через силу, из «педагогических» соображений улыбнулась Яна, отворачиваясь и глядя в окно, к которому льнула туманная дымка.
Вчера она даже не задвинула шторы. Обнаженные ветки деревьев чеканили темные, слегка посеребренные профили на ее морозном волокне. На часах – восемь ноль три.
Яна чувствовала себя разбитой, а тут еще этот монстр сбрасывает с нее одеяло и что-то требует! Надо попробовать игнорировать ее капризы, – подумала Яна о Джемме. Но собака принялась лаять.
– Фу! – прикрикнула Яна, – ты видишь, твоя хозяйка тоже не завтракала. Имей совесть!
Джемма подошла к креслу, на котором лежали джемпер и брюки, те, в которых Яна была вчера, и,
