Шатров осторожно пошевелился. Его нервная натура протестовала против продолжительного бездействия. Он искоса посмотрел на задумавшегося Давыдова, тихо взял со стола тяжелый диск и принялся рассматривать странный предмет с зоркой наблюдательностью опытного исследователя. Продвинув диск в яркий круг света специальной микроскопической лампы, профессор поворачивал остаток неведомого прибора во все стороны, пытаясь уловить еще не замеченные детали конструкции. Внезапно Шатров уловил внутри кружка на оборотной стороне диска нечто проступавшее под матовой пленкой. Ученый, затаив дыхание, пытался рассмотреть это, подставляя диск свету под разными углами. И вдруг сквозь мутную пелену, наложенную временем на прозрачное вещество кружка, Шатрову почудились глаза, взглянувшие ему прямо в лицо. Сдавленно крикнув, профессор уронил тяжелый диск, и он с грохотом упал на стол.
Давыдов подскочил, как подброшенный пружиной. Но Шатров не обратил внимания на гнев друга. Он уже понял, и догадка заставила прерваться его дыхание.
– Илья Андреевич, – закричал Шатров, – есть у вас что-нибудь для полировки – мелкий карборунд или, лучше, крокус? И замша.
– Конечно, есть и то и другое. Но что это с вами стряслось, черт и трижды черт?!
– Дайте мне скорее, Илья Андреевич! Не раскаетесь! Где это у вас?
Давыдову передалось волнение Шатрова. Он встал, широко шагнул и зацепился за ковер. Профессор сердито пнул завернувшийся край и скрылся за дверью. Шатров вцепился в диск, осторожно пробуя ногтем выпуклую поверхность маленького кружка…
– Вот вам. – Давыдов поставил на стол банки с порошками, чашки с водой и спиртом, положил кусок кожи.
Шатров торопливо и умело приготовил кашицу из полировального порошка, намазал на кожу и принялся тереть поверхность кружка размеренным вращательным движением. Давыдов с интересом следил за работой друга.
– Этот прозрачный, неизвестный нам состав необычайно стоек, – пояснил Шатров, не прекращая работы. – Но он, без сомнения, должен быть прозрачен, как стекло, и, следовательно, иметь полированную поверхность. А тут, видите, поверхность стала матовой – она изъедена песком за миллионы лет лежания в породе. Даже это стойкое вещество поддалось… Но если снова отполировать его, то оно опять станет прозрачным.
– Прозрачным? И что же дальше? – усомнился Давыдов. – Вот с другой стороны диска прозрачность сохранилась. Ну, виден слой индия, и все…
– А здесь есть изображение! – возбужденно воскликнул Шатров. – Я видел, видел глаза! И я уверен, что здесь скрыт портрет звездного пришельца, может быть, того самого, чей череп перед нами. Зачем он тут – может быть, опознавательный знак на аппарате или такой у них обычай, – этого мы не узнаем. Впрочем, оно и не важно в сравнении с тем, что вообще нам удалось найти изображение… Посмотрите на форму поверхности – это же оптическая линза… Э, полируется хорошо! – продолжал профессор, пробуя пальцем кружок.
Давыдов, перегнувшись через плечо Шатрова, нетерпеливо глядел на диск – на нем под полосами мокрой красной кашицы проступал все более чистый стеклянный отблеск.
Наконец Шатров удовлетворенно вздохнул, стер полировочную массу, смочил кружок спиртом и несколько минут тер его сухой замшей.
– Готово! Ок! – Он поднес диск к свету, придав ему надлежащее положение, чтобы свет отражался прямо на смотревших.
Оба профессора невольно содрогнулись. Из глубины совершенно прозрачного слоя, увеличенное неведомым оптическим ухищрением до своих естественных размеров, на них взглянуло странное, но несомненно человеческое лицо. Неизвестным способом изображение было сделано рельефным, а главное – необыкновенно, невероятно живым. Казалось, живое существо смотрит, отделенное только прозрачной стенкой оптической линзы. И прежде всего, подавляя все остальные впечатления, в упор смотрели громадные выпуклые глаза. Они были как озера вечной тайны мироздания, пронизанные умом и напряженной волей, двумя мощными лучами, стремящимися вперед, через стеклянную преграду, в бесконечные дали пространства. В этих глазах был свет безмерного мужества разума, сознающего беспощадные законы Вселенной, вечно бьющегося в муках и радости познания.
И взгляды ученых Земли, скрестившись с этим необычайным взором, глядевшим из бездны времен, не опустились в смущении. Шатрова и Давыдова пронизало радостное торжество. Мысль, пусть разбросанная на недоступно далеких друг от друга мирах, не погибла без следа во времени и пространстве. Нет, само существование жизни было залогом конечной победы мысли над вселенной, залогом того, что в разных уголках мирового пространства идет великий процесс эволюции, становления высшей формы материи и творческая работа познания…
Преодолев первое впечатление от смотрящих глаз звездного пришельца, ученые стали рассматривать его лицо. Большеглазая круглая голова с безволосой толстой и гладкой кожей не казалась уродливой или отвратительной. Могучий, широкий и выпуклый лоб нес в себе столько интеллектуального, человеческого, равно как и удивительные глаза, что они подавляли непривычные очертания нижней части лица. Отсутствие ушей и носа, клювообразный безгубый рот сами по себе были неприятны, но не могли уничтожить ощущения, что неведомое существо было близким человеку, понятным и не чуждым. Великое братство по духу и мысли с людьми Земли безотчетно сказывалось в облике гостя нашей планеты. Шатров и Давыдов увидели в этом залог того, что обитатели различных «звездных кораблей» поймут друг друга, когда будет побеждено разделяющее миры пространство, когда состоится наконец встреча мысли, разбросанной на далеких планетных островках во Вселенной. Ученым хотелось думать, что это случится скоро, но ум говорил о тысячелетиях познания, нужных еще для великого расширения нашего мира.
И прежде всего нужно объединить народы собственной планеты в одну братскую семью, уничтожить неравенство, угнетение и расовые предрассудки, а потом уже уверенно идти к объединению разных миров. Иначе человечество будет не в силах совершить величайший подвиг покорения грозных межзвездных пространств, не сможет справиться с убийственными силами космоса, грозящими живой материи, осмелившейся покинуть свою защищенную атмосферой планету. Во имя этой первой ступени нужно работать, отдавая все силы души и тела осуществлению этого необходимого условия для великого будущего людей Земли!
Тень минувшего
– Наконец-то! Вечно вы опаздываете! – весело воскликнул профессор, когда в его кабинет вошел Сергей Павлович Никитин, молодой, но уже широко известный своими открытиями палеонтолог. – А у меня сегодня были гости. Прямо с сельскохозяйственной выставки. Два знатных чабана из восточных степей. Вот и подарок из уважения к ученым. Смотрите: дыня, большущая, желтая… и как пахнет! Давайте ее вместе того… за здоровье знатных пастухов.
– Вы меня за этим и звали, Василий Петрович?
– Уж очень вы нетерпеливы, молодой человек! Повернитесь-ка налево, вот к этому столику…
Никитин быстро подошел к маленькому столику в углу кабинета.
На сером картоне были аккуратно разложены гладкие темно-коричневые обломки крупных ископаемых костей. Палеонтолог схватил лежавшую слева кость, постучал по ней ногтем, повернул другой стороной. Поочередно пересмотрел все восемь кусков, тяжелых и плотных, пропитанных кремнием и железом.
Многолетняя практика в анатомии скелета давала
