– Опять правильно! Мы привыкли издавна к этому самому «ка», а в нем, точно жало скрытое, отмечается неполноценность женщины. Это ведь уменьшительная приставка. И женщины сами за тысячи лет привыкли… Разве вам так не покажется – прислушайтесь внимательно, как звучит уважительное – гражданин и уменьшительное – гражданка. А если правильно и с уважением, надо гражданиня или гражданица!
– Верно, бес его возьми! Чего же смотрят писатели или кто там со словами орудовать обязан? Выходит, что они о новом не думают, какие настоящие слова при коммунизме должны быть.
– Думать-то думают… да неглубоко, пожалуй, – вздохнул Александров.
В этот момент дверь палаты раскрылась и вошли посетители.
По обыкновению, Люда уселась поближе к голове Александрова, предоставив товарищу стул в ногах постели. Пришедший геолог развернул профиль, и они занялись обсуждением наиболее экономичной разведки недавно найденного месторождения «железной шляпы».
Когда молодой геолог ушел с извинениями, Александров откинулся на подушку, чтобы дать отдых уставшей шее. Люда воспользовалась этим, чтобы уловить взгляд мужа.
– Кир, ты сегодня другой, я это услышала, когда ты говорил с Петровым.
– Не слишком ли ты изучаешь меня? – делано усмехнулся Александров.
Молодая женщина глубоко вздохнула:
– Родной мой! Я чувствую у тебя в глубине глаз твердую точку, этого давно не было. Что случилось? Или этот славный старик, – она перешла на шепот и оглянулась на койку Фомина, – сумел чем-то подействовать на тебя? Почему у него вышло так легко? Я не могла…
– Фомин тут ни при чем, хотя он гораздо больше, чем просто славный… Но я думал, думал и понял, что должен сделать все, что могу… – Геолог умолк, подбирая слова.
– Что можешь, чтобы поправиться?.. – Голос жены дрогнул.
– Ну, хоть не поправиться, но нервы привести в порядок – это прежде всего! Я слишком много бился о непроходимую стену… слишком долго переживал свое несчастье. Это не могло не сказаться, и я калека не только физически, но и духовно. Так надо попробовать вылечиться духовно, если уж физически нельзя!
Люда низко опустила голову, и слезы часто закапали на край подушки геолога. Александров погладил жену по горячей щеке.
– Не горюй, Людик! Как врачи отпустят, поеду в санаторий. Еще недельки две… Хорошо будет переменить место.
– Я не от горя, Кир. Я оттого… – жена громко всхлипнула и сдержалась отчаянным усилием, – что ты как прежний, не сломанный.
– Вот и хорошо. Теперь ты тоже можешь поехать… – Люда с острым подозрением посмотрела на мужа. Тот спокойно встретил ее испытующий взгляд. Жена молчала так долго, что Александров заговорил первым:
– Люда! Обмана нет, сама видишь, все чисто.
– Д-да… у тебя твердые глаза и вот морщинка, – Люда провела мизинцем около рта мужа, – горькая, усталая, но больше не жалобная… Все так внезапно…
– Всякий перелом внезапен. Но ты ничем не рискуешь – я буду в санатории, никуда не денусь, если что – приедешь.
– Будто ты не знаешь, что там у меня со связью неважно. Пока туда и назад – целый месяц.
– А я в санатории должен быть три месяца!
– Хорошо, поговорим потом. – В тоне жены Александров уловил нотку неуверенного согласия. – Я хочу расспросить Ивана Ивановича, чем он на тебя подействовал.
– Светлыми жилками! Еще, Люда, чтобы не позабыть: в моем столе в нижнем ящике – знаешь, где старые материалы, – мои дневники тридцать девятого года. Принеси, будь добра!
– Хорошо. Что-нибудь вспомнилось?
– Иван Иванович напомнил насчет лунного камня… Надо найти характеристику пегматитов той жилы…
* * *– Значит, уезжаете, Кирилл Григорьевич?
– Завтра! Вы что-то задержались здесь, Алеша!
Унылый радист по-детски обиженно сложил губы.
– Черт, не зарастает рука, и держат, и держат… Иван Иванович уехал в прошлую среду, завтра – вы. Совсем пропаду тут один. Привык я к вам, а Иван Иванович уехал – так что-то оборвалось во мне, будто отца проводил.
– А сначала-то спорили!
– Так ведь от неосмыслия. Какой старикан хороший! Около него и жизнь полегче кажется. Было бы таких людей побольше, и мы побыстрей до настоящей жизни доходили…
– Это вы правильно, Алеша! Молодец, что поняли…
– За вами кто приедет, тетя Валя?
Александров представил себе маленькую, очень молодо выглядевшую женщину-шофера и улыбнулся. Валя всегда казалась ему девчонкой по первой их встрече.
– Какая же она тетя? Разве вы ее не видели?
– Видел. Кто ее не знает! Она, как вы, еще в республике начала работать. Только ведь женщина на возрасте, неудобно Валей называть. Это для вас – другое дело, уважает она вас очень здорово, сама говорила. Чем-то вы ей помогли.
– Да ерунда, ничем не помог. А возраст ее разве такой большой?
– Тетя Валя и не скрывает: она двадцать четвертого года рождения.
– Ну, понял теперь! Если вы – сорокового года, тогда она для вас тетя.
– Точно, сорокового. Как вы угадали?
– По разговорам вашим с Иваном Ивановичем.
Радист хотел что-то спросить, но вошедшая сестра позвала его на рентген.
Александров, оставшись один, с удовольствием подумал о завтрашней встрече с Валей. Геолога и шофера связывала крепкая дружба, не ослабевавшая, несмотря на годы и редкие встречи. В разгар Отечественной войны в далекой тайге они встретились – девятнадцатилетняя девушка, ставшая шофером, чтобы заменить ушедших на фронт, и геолог, исполнявший правительственный приказ: найти нужное для войны сырье. С тех пор прошло шестнадцать лет, очень многое изменилось в жизни и в республике, теперь ставшей областью Советского Союза. Валя – твердый и верный человек, и она вспомнит, как когда-то сказала, что все бы сделала для него. Теперь пусть сделает!
* * *Валя согласилась. Весь персонал больницы вышел провожать геолога, когда тот, неуклюже переставляя костыли, влачил свое огрузшее и ослабевшее тело через залитый солнцем двор, наотрез отказавшись от предложения внести его в машину. Опечаленный радист нес в здоровой руке небогатый скарб Александрова. Короткое сердечное прощание, и зеленый «ГАЗ-69» понесся по гладкому шоссе в направлении поселка. Александрову надо было заехать на квартиру, чтобы взять нужные вещи. Никто не мог помешать ему: Люда уже около двух недель находилась в тайге. Валя отвезет геолога вместо санатория… так близко к Юрте Ворона, как сможет подойти машина. Александров помнил избушку промышленника, стоявшую всего в шести километрах от перевала. Правда, это было в тридцать девятом и зимовье давно могло разрушиться, но наверняка появились новые. Конец не близкий. Пока он будет собираться на квартире, Валя договорится с начальством. А санаторий получит телеграмму с извещением, что больной приедет с опозданием недели на три из-за большой слабости.
Простой план удался, как был задуман. Асфальтовое шоссе сменилось гудроном, гудрон – серой щебенкой, а «газик» бежал и бежал, взвивая редкую пыль, на юг, к желтоватому небу Монголии, переваливал хребет за хребтом. Геолог молчал, сидя в неудобной позе. Сильно согнувшись, он вцепился в дужку на переднем щитке и смотрел на дорогу. После шестимесячного заключения в постели
