Чтобы передвигаться не просто так, пошли большим фронтом в несколько отрядов. Заодно можно прочесать местность на предмет зимовок и враждебных князьков. Затягивать с этим не стоило, и потому быстро устремились вглубь казанских земель, надеясь быстро вернуться на Русь.
Здесь уже Шиг-Алей уперся и повернул свои войска вниз по Суре и пошел в Алатырь. Позднее за эти его выкрутасы его и сняли с воевод. Стал он первым князем, попавшим в податное сословие. На военном поприще он себя не проявил вообще никак, да и наместник из него был никудышный, даром что звал себя царем. Ладно бы он вел свои войска, было бы наплевать, но войска были поместные, а не его личные. Это ни много ни мало, а почти восемь тысяч. Потом с ним были трудности с уплатой податей. Помещик из него тоже вышел откровенно слабый, но это было его проблемой. И его хотели сделать Казанским царем!
Собственно, решение разделиться на отряды, для большего охвата, как выяснилось позднее, было ошибкой, но той, которая поставила все с ног на голову. Так уж получилось, что воевода Львов оказался на самом крае левого фланга. Если смотреть по сторонам света, то это был самый север построения. Какого ляда Сафа-Гирей пошел сюда, до сих пор непонятно. Вполне мог пойти и севернее, тогда не повезло бы Шиг-Алею. Чего сейчас гадать, получилось как получилось.
Несмотря на все противоречия в верхушке Казани, Сафа-Гирей все же собрал войско. Общая угроза со стороны московитов на некоторое время заставила забыть об амбициях. Все равно этих войск было мало. Князья выставили немногим менее двадцати тысяч. По нынешним временам это было практически ничего. Потому-то и пришлось ему взять с собой почти весь гарнизон Казани. В итоге царское войско достигло сорока восьми тысяч.
Это было уже что-то. Расчет он делал на подвижность своих войск. Примерную численность русских уже донесли до его ушей. Дураком он не был и не рассчитывал на победу в прямом столкновении. Ставку делали на быстрые удары и разгром отделившихся отрядов. Главным было нанесение максимального урона русским и сбережение своих сил. Гонца к Саип-Гирею он отправил и надеялся, что крымцы нападут на Московию и русским станет не до них.
Планы планами, но все это уже шло прахом у обеих сторон, хотя об этом пока никто из заинтересованных сторон даже не догадывался. Наперекосяк пошло все! Подозревая, что русские его уже поджидают, Саип-Гирей решил продвинуться южнее и уже оттуда беспокоить русское войско. И вот, посреди приволжской степи, там, где никого не должно было быть, его передовой отряд столкнулся с русскими.
Поначалу с обеих сторон имела место недооценка противника. Русские решили, что это войско какого-то местного князька, и сломя голову ринулись в атаку. Казанцы же решили, что это небольшой отряд, по какой-то причине отбившийся от войска. Действительно, откуда они могли знать, что у московитов такой разброд в войсках и все там подались кто в лес, кто по дрова!
Ну никак пятьсот человек передового отряда казанцев не могли справиться с почти четырехтысячным отрядом воеводы Львова! Да и вооружены и бронированы они были хуже русских, потому их буквально смяли, но именно это же и позволило уцелевшим оторваться и направиться к основному войску.
Русские же, решив, что враг пытается сбежать, стали его преследовать. Очень скоро они осознали свою ошибку, завидев вдалеке цель отступающих. Естественно, они развернулись и попытались уйти, но казанцы были совсем не заинтересованы в том, чтобы об их передвижении узнали, и начали погоню. Теперь уже лучшее бронирование сыграло злую шутку. Русские всадники были тяжелее, да и кони их уже подустали от предыдущей погони. Львова с отрядом догнали и окружили.
Хотя с русской стороны это выглядело не совсем так. Львов, видя, что уйти не удастся, решил принять бой, лишь отослав нескольких гонцов с предупреждениями. Собственно, в этом у него и была вся задумка. Выйти из стычки живым он хоть и надеялся, но особо не рассчитывал.
В этой схватке обе стороны не праздновали труса, но перевес был на стороне казанцев, и они одержали закономерную победу. В плен воеводу захватили уже раненым. Сафа-Гирей жутко разозлился от потерь в этой, казалось бы, незначительной сшибке. Безграмотность командиров спасла лишь храбрость рядовых бойцов. Но потеря почти четырех с половиной тысяч в этой незначительной стычке злила непомерно, и Сафа-Гирей в отместку распорядился казнить Львова.
Дальше гнать уже не имело смысла. Даже не являясь провидцем, можно было догадаться, что русские отправили гонцов. Казанцы стали вставать лагерем, но ближе к вечеру прискакал гонец из самой Казани, с вестью, что близ столицы замечены русские. Ох, как ругался в тот момент Сафа-Гирей! И за что Аллах так его наказал, что поселил рядом с ними русских! Нет, конечно, грабить их хорошо, и невольники из них хорошие и приносящие неплохие барыши. Однако воевать же с ними, с этими детьми шайтана, просто мука какая-то!
Казань защищать было некому, и нужно срочно возвращаться обратно. Эти русские наверняка разделились на два войска: одно пошло на Мокшан, а второе ждало, пока царь соберет войска и пойдет на него войною. Пока его не будет, легко и захватить город, тем более он подозревал, что в городе полно предателей. Все это не прибавляло спокойствия Сафа-Гирею. Наутро казанцы спешно собрались и поспешили к столице.
Зачистка степи шла вполне удачно. Казаки были довольны. Ох, не зря они в этот поход пошли! Сколько уже добра захватили, и коней добрых, и полоняников. Последние особо казакам были не нужны, но все равно за них можно будет что-то по дороге домой выменять. Войско стало понемногу тяжелеть. В этот столь удачный момент прискакали посыльные от Львова с известием, что севернее идет казанское войско.
«Нет, ну кой ляд они приперлись?! Всю малину обломали!» – первое, что решили лихие людишки Придонья.
Казаки стали собираться вновь в некое подобие войска, да и не забыли послать гонцов к князю Серебряному. Порешили так: идти на басурман всем вместе, но допрежь дождаться князя. Он же со своим отрядом грабежом особо не увлекался – собирали все, что поценнее, лошадей, естественно, и пленников, если только было к чему их привязать, чтобы не задерживали войско. Остальное добро старались сжечь или испортить еще как-нибудь. Убивали только тех, кто сопротивлялся. Остальных отпускали. Что поделать, если с гуманизмом
