– Ну, выпросил я у хана, как ты просил, отсрочку. Дальше что?
– Молиться перед привезенными святынями буду, чтоб твои дела на лад пошли, – напялив на себя благочестивую маску святоши, скромно ответил тот и поинтересовался: – А надолго она?
– На три дня.
С учетом того, что уйма времени должна была уйти на песнопения перед Узбеком и чтение бейтов перед его наставником, получалось не ахти. Не удержавшись, Петр досадливо крякнул.
– Маловато, – пожаловался он.
– Для чего? – впился в него глазами Михаил Ярославич.
Чуть помедлив, Сангре не стал говорить правды. Вдруг князю не понравится. Опять же и инициатива наказуема. Начальство-то, как в двадцать первом веке, так и в четырнадцатом, одинаково. Выслушав идею, исходящую от подчиненного, оно, во-первых поручает исполнение ему самому. Во-вторых – оно тоже сплошь и рядом – вносит в идею свои поправки, порою глупые и мешающие делу. В-третьих, в конце строго спрашивает за неисполнение. И после всего этого горько сетует, что подчиненные пошли какие-то безынициативные.
«Нет уж, промолчу, – пришел он к окончательному выводу. – Если все удастся – позже спасибо скажет, а не получится – все равно он тогда спрос учинить не сможет».
– Так ведь к всевышнему дорога далека, – тем же благочестивым тоном пояснил он. – Пока мои слова до его ушей дойдут, пока он решит, достоин ли я его помощи, может не одна неделя пройти, а тут всего три дня. Придется молиться очень горячо. В смысле, всем сердцем, чтоб ни одна падла богомерзкая не отвлекала.
– Кто не отвлекал? – встрял Кирилла Силыч.
– Это у нас по латыни так фарисеев называют, – не моргнув глазом, пояснил Петр. – Короче, буду как Исус советовал: мол, войди в комнату свою и, затворив дверь, чтоб никто не видал…
Договорить он не успел. На улице, совсем неподалеку от шатра, раздалось заливистое конское ржание, и почти сразу внутрь ввалился запыхавшийся Черныш.
– Тамо к тебе татаровья приехали, – сообщил он, почему-то глядя на Петра, а отнюдь не на князя. – Сказывают, должок у тебя перед ними.
Сангре нахмурился, но почти сразу догадался – сотник. Не иначе, как стремясь побыстрее получить обещанное ему Петром серебро, он успел сообщить Кавгадыю о том, что его желают повидать. То-то темник с таким любопытством пучил на него глаза в ханской юрте.
– Это сопровождавший меня от Дона, – торопливо пояснил Петр Михаилу Ярославичу. – Из потайного места деньги не стал вынимать, дабы не соблазнить ближнего своего, вот и сказал за окончательным расчетом попозже заехать.
– Стало быть, есть чем соблазнять, – сделал князь вывод.
– Ну-у, несколько сотен найдется, – неопределенно ответил Сангре и поспешил на выход.
Там его и впрямь поджидал сотник с пятью воинами. При виде Петра он радостно загорелся, но преждевременно: гривен получить не удалось. На все его уговоры и клятвы воинов, что тот говорит правду и действительно сообщил Кавгадыю, что его хочет видеть некий русич, Сангре упрямо мотал головой, отрезав:
– Пока сам темник не прикатит…
– Так он вот-вот появится, – заорал сотник. – Потому и прислал меня, дабы упредить князя, ну и тебя тоже, – и он торжествующе уставился на Петра.
– Тогда иное дело, – согласился Сангре и рассчитался с ним, отдав обещанные гривны.
Михаил Ярославич, услышав, что вскоре прибудет хорошо знакомый ему по Твери Кавгадый, недовольно поморщился, и желваки на его скулах зло заходили.
– Небось насмешки строить прикатит, – предположил он. – Мало ему судилища, так он…
Об истинной цели визита Петр промолчал и лишь попросил князя взять его с собой на встречу.
– Зачем?
– Хочу вблизи им полюбоваться. А там, как знать, может, получится его на нашу сторону перетянуть.
– У меня столько гривен нет, – буркнул князь. – Без того три сотни ему занес. Токмо ежели ты серебрецом подсобишь, как обещался, тогда иное дело, – и он вопрошающе уставился на Петра.
Сангре никогда не был жмотом. Просто жизнь так складывалась. На Украине с жалкими пенсиями бабки и деда без отчаянной торговли на рынках было не выжить. А кроме того, он на всю жизнь запомнил суровое наставление бабы Фаи, полученное в раннем детстве: «На Привозе два шлемазла: покупатель и продавец. Таки постарайся не оказаться самым дурным, внучек, чтоб я за тебя ни разу не краснела». Да и как забудешь, когда она частенько повторяла сей наказ.
И фицкать денежками понапрасну он очень не любил не потому, что жалко, а именно из-за нежелания оказаться самым дурным. Совать же их врагу, получая взамен некие туманные обещания, было в его глазах верхом глупости. Понятно, что утопающий рад ухватиться даже за соломинку, но тут, скорее, был гадючий хвост. Поэтому он, вздохнув, откровенно сказал Михаилу Ярославину:
– Кавгадый, насколько я понимаю, несмотря на гостеприимство, оказанное ему в Твери, тебе враг. А как говорят жители одного славного города, покупают друга – враг достается бесплатно. И они таки правы, поверь. Посему, дабы некие скоты не гадили тебе, не всегда лучше давать им на лапу. Иногда куда полезнее влепить в рыло. В наглое басурманское рыло. Оно и проще, и толку больше. Про удовольствие я вообще молчу. Так что прихвати меня с собой, и я сам потолкую с Кавгадыем и за гривны, и за все остальное, включая некие гарантии.
– Он что, тоже твой знакомец? – усмехнулся князь.
– Да нет, пока он меня еще не знает, миловал его Аллах, – лукаво улыбнулся Сангре. – Но терпение всевышнего не беспредельно и сегодня темник наконец будет иметь счастье лицезреть меня и поверь, обязательно придет в восторг от нашего с ним бурного свидания.
– Думай, чего мелешь, гусляр, – буркнул князь. – За Романца тебя благодарствую, молодца, да и у Узбека ты тоже умно себя вел, ничего не скажешь, но тут иное.
– Опять не верит! – звонко хлопнул себя по ляжкам Петр. – Ай зохен вей! – завопил он, поднимая руки к небу. – Да когда ж оно закончится?! – Но, спохватившись, что могут услышать на улице, мгновенно понизил голос и проникновенно сообщил: – А между прочим, Гедимин тебе привет передавал и расставаться со мной никак не хотел. А я, как дурак, к тебе рвался. И шо я вижу, стремглав прилетев в эти дикие края, где никакого комфорта, полузвездочная юрта и даже простая вода по карточкам раз в неделю? Сплошное недоверие и лютое непонимание! Вай мей! И сколько мне надо положить таких христопродавцев как Романец, дабы ты убедился, что и я кое на что гожусь?! – Продолжая причитать, он закрыл ладонями лицо для вящего эффекта.
Подействовало.
– Да ладно тебе, ладно! – смущенно буркнул Михаил Ярославич. – Чего ты? Верю я тебе, верю.
Отнимать ладони от лица Сангре не стал, но пальцы раздвинул и, глядя в образовавшиеся щели, лукаво поинтересовался:
– И на встречу возьмешь?
– Уговорил, возьму.
– Уже
